Большое спасибо. Я хотел бы поговорить с вами о конфронте.
Когда вы говорите об опыте существования, вы волей-неволей говорите о способности конфронтировать. Это довольно очевидно, не так ли? Вы не можете осматривать что-то, если вы не желаете и не готовы конфронтировать это.
Давайте рассмотрим такой вот механизм: человек хочет осмотреть что-то или с чем-то ознакомиться, но когда он это осматривает, он получает всевозможные потрясения и расстройства.
Так вот, допустим, что он устроил что-то вроде вот этого.
Он говорит: «Что ж, я собираюсь посмотреть на этот большой электрощит, я его осмотрю».
А затем он устраивает все таким образом, что каждый раз, когда он приближается к этому электрощиту, между его носом и электрощитом возникает электрическая дуга напряжением в 7 миллионов вольт. Он пришел вот сюда и соорудил парочку больших трансформаторов Тесла, затем он подсоединил их вот сюда, понимаете, а потом подсоединил к этим трансформаторам свой затылок, так что каждый раз, когда он смотрит на этот щит, он говорит: «бззззыть».
Так вот, это выглядит довольно глупо, не так ли? Что ж, почему же вы это делаете?
Именно с такими проблемами мне приходится иметь дело.
Так вот, представьте себе, что человеку сказали – и он безоговорочно этому поверил, – ему сказали, что каждый раз, когда он будет осматривать электрощит, он будет получать смертельный удар током. Допустим, он безоговорочно этому поверил, а затем подошел к электрощиту, но при этом не получил никакого удара током, и тогда он решил, что с ним, должно быть, что-то не так.
И тогда он устроил все таким образом, чтобы он получал удар током, когда смотрит на электрощит, поскольку так и должно быть.
Что ж, это несколько странная логика... но это действительно логика... понимаете, логика – это далеко не то же самое, что знание. Логика – это метод, позволяющий вам убедительно доказать себе, что вы не правы, несмотря на то, что вы знаете.
И когда человек верит, что что-то должно произойти, он на самом деле может построить цепочку логических рассуждении, цепочку логических ассоциаций, и таким образом раз и навсегда со всей убедительностью доказать, что это произойдет.
Так вот, по сути я сейчас говорю о том, как человек не позволяет себе конфронтировать что-то. Мы можем увидеть все это, рассмотрев гораздо менее эзотерический пример: мальчику говорят, что он никогда не должен ходить купаться. Просто никогда не должен купаться. Он просто не должен купаться.«Так вот, Джонни, ты не должен купаться. Ты не должен купаться, Джонни. Ты не должен купаться. Никогда. Ты утонешь. Я знала когда-то одного мальчика. Он был примерно такого же роста, как и ты, так вот он пошел купаться и утонул».
О, Джонни слушал все это в течение четырнадцати или пятнадцати лет, он подвергался этой ужасной словесной бомбардировке о том, как это плохо – купаться, и вот насколько далеко маленький Джонни продвинулся в том, чтобы ознакомиться с купанием: он спросил маму, когда ему можно будет пойти купаться.
И мама ответила ему: «Что ж, тебе можно будет купаться, когда ты научишься плавать».
Это мы называем, смешно сказать, воспитанием.
И вот маленькому Джонни исполняется двадцать два года, он невинно стоит на краю бассейна, затем он падает в воду, и он точно знает, что он теперь должен сделать,
Приемлемое поведение. Он предал бы всю логику, человечество, родной дом, флаг и маму, если бы не утонул. Так что он очень услужливо тонет.
Что ж, на самом деле те травмы, которые человек получает в жизни, те трудности, с которыми он сталкивается, относятся к вещам такого вот рода. Я знаю, что если мы возьмем и сбросим какого-нибудь парня на тротуар с высоты тридцати метров, то он превратится в лепешку.
И вы скажете: «Что ж, во имя здравого смысла, как Рон или кто-нибудь еще сможет доказать, что это полный идиотизм? Ведь вот этот парень, размазанный по всему тротуару».
Что ж, вот, в чем тут отличие: он не должен был разбиться в лепешку, в сущности. Но посмотрите, какие заключения он должен был принять, чтобы разбиться в лепешку.
И если вы усилите все это, то получится, что вы должны быть размазаны по всему тротуару. Есть ли какая-то причина, по которой этот парень не мог бы упасть с высоты тридцати метров, подпрыгнуть как мячик, встать на ноги, отряхнуться и сказать:
«Ух ты»? Даже если ему будет немного больно, когда он ударится о тротуар, нет никакой причины, по которой эта боль должна продолжаться. Давайте посмотрим на это как на действительный факт.
Так вот, если мы можем взять человека с ожогом... человек только что обжегся... и при помощи ассиста-прикосновения... Если вы никогда не делали себе ассист-прикосновение при каком-нибудь ушибе, то пойдите куда-нибудь, ушибитесь и проведите себе ассист-прикосновение. О, вам незачем это делать.
Почему так получается, что когда человек рассматривает этот ожог, то ожог исчезает? Что ж, очевидно, что кто-то или что-то должны удерживать этот ожог на месте, раз уж мы можем добиться, чтобы он исчез. Конечно же, кому-нибудь, кто никогда не видел, как исчезает ожог, этот мой довод покажется не очень-то логичным.
Это один из наиболее потрясающих, маленьких, крохотных, незначительных примеров волшебства, на которое способна Саентология.
Человек получает какую-то незначительную травму... ожог, синяк, что-то вроде этого... он делает себе ассист-прикосновение. Он говорит: «Посмотри на мои пальцы, посмотри на мои пальцы, посмотри на мои пальцы, посмотри на мои пальцы, посмотри на мои пальцы», – и вдруг эта штука говорит: «Ой», – понимаете, и парень говорит: «Что ж, вот вам и пожалуйста. Ну что, как у вас теперь дела?»
Парень смотрит на это место, и оно всего лишь слегка синее или что-то в этом роде, так что он заканчивает ассист. Что ж, на самом деле он мог бы продолжить ассист, и добиться, чтобы эта синева исчезла.
Вот один из наиболее потрясающих примеров, которые мне доводилось видеть: человек очень сильно растянул лодыжку, это был тот случай, когда при других обстоятельствах ему пришлось бы пролежать с горячими компрессами от шести до восьми недель, однако это растяжение полностью исчезло в ходе ассиста-прикосновения, который проводился в течение примерно двадцати минут.
Но вот, что тут было самым потрясающим: тренеры и другие люди, которые при этом присутствовали, видели, что лодыжка опухла, но когда опухоль спала, они решили, что никакого растяжения вообще не было. Они были не в состоянии наблюдать, понимаете? Ведь такого не бывает.
Понимаете, если у человека растяжение лодыжки, то это состояние должно сохраняться в течение долгого времени. Это то же самое, что порой происходит с саентологами... лечение болезней – это не то, чем должны заниматься саентологи, и они не очень-то часто этим занимаются, если говорить просто о лечении как таковом и так далее. Это идиотизм. Зачем об этом беспокоиться? Парень хочет быть больным – да кто мы такие, чтобы лечить его? Что ж, это пустая трата времени для саентолога.
Так вот, если саентолог берется за кейс человека и приводит его в порядок, так что теперь этому человеку незачем быть больным, то это совсем другое дело, но пытаться избавить человека от какой-то болезни или чего-то в этом роде – это просто абсурд.
Как бы то ни было, человек говорит, что он не должен конфронтировать травму. Должно быть, где-то в этой травме есть решение не конфронтировать эту травму. Если человек, получив травму, конфронтирует ее, и травма исчезает, то отсюда вытекает логически, фактически и осознанно, и что более важно – кто угодно может удостовериться в этом, рассмотрев это на собственном опыте... отсюда вытекает, что травма сохраняется лишь до тех пор, пока человек не рассмотрит ее внимательно.
Так вот, мы имеем дело с каким-то очень фундаментальным явлением, с которым люди знакомятся самым тесным образом, и которое называется болью. И если вы можете сделать что-то с болью, которая возникает в жизни, или с той болью, которую люди получают в результате того, что живут и так далее, то это весьма примечательно, и я думаю, вы с этим согласитесь, но на самом деле это не является чем-то очень уж важным... но это весьма примечательно.
Так вот, если человек оказывается в состоянии конфронтировать, это заставляет боль исчезнуть. Если человека привести в бессознательное состояние, это заставляет боль исчезнуть. Что ж, вы это знаете.
То есть, у человека сломана большеберцовая кость, или у него вывих медицинского счета или что-то в этом роде, и вот кто-то приходит, берет большой, длиннющий шприц, какие используют, чтобы делать уколы лошадям, погружает его в какой-то раствор, и в добавление к той боли, которую человек испытывал изначально, втыкает в него иглу, и человек начинает чувствовать усталость и сонливость. И обоженный палец, или сломанная рука, или растянутая лодыжка и так далее перестают болеть.
И кто-то говорит: «Что ж, разве это не интересно?!» Опиат – это очень и очень интересная штука. И эта штука остается интересной до тех пор, пока вы не начинаете проходить и стирать все это в одитинге.
Теперь вам нужно стереть не только боль, вам нужно стереть еще и опиат, который находится над этой болью, иначе вы не доберетесь до самой боли.
Что представляет собой бессознательность? Что представляет собой опиат?
Опиат снижает уровень осознания человека настолько, что тот оказывается не в состоянии конфронтировать. Его способность конфронтировать сильно уменьшается, она становится очень плохой, так что человек оказывается не в состоянии конфронтировать в достаточной степени, чтобы чувствовать какую-то боль. Вот, что такое опиат.
Бессознательность – это еще один способ неконфронтирования. Вот и все. Это еще один способ не ознакамливаться с чем-то. Человек выработал у себя целый механизм, связанный с этими опиатами. Человек, которому необходимо постоянно принимать транквилизаторы, – это человек, который не осмеливается что-либо конфронтировать, он просто поворачивается спиной к жизни, и он думает, что если ему удастся делать это в течение достаточно долгого времени, если ему удастся спрятаться достаточно далеко, то его дело будет в шляпе. Он надеется. Он надеется, что его дело в шляпе. Он все продолжает и продолжает пятиться, но в один прекрасный день он, конечно же, упрется в стену. Ему будет больше некуда отступать.
Что нужно сделать, так это, конечно, добавить опиатов, не так ли? Добавить еще опиатов. Добавить еще опиатов. И еще опиатов. И еще опиатов. И они перестают действовать.
Теперь человек приходит в плохое состояние, и он будет оставаться в таком состоянии, пока какая-нибудь фармацевтическая компания не изобретет какой-нибудь новый опиат.
Все, что представляет собой бессознательность, так это усугубленное нежелание конфронтировать. Это просто окончательный ответ человека на необходимость конфронтировать.
Большинство людей, которые вообще не в состоянии видеть жизнь, находятся ниже уровня глупости. Они пребывают в какой-то делюзии, и они думают, что они что-то знают. И вот что очень забавно: когда вы начинаете убирать в одитинге всю эту искусственную информацию, преклир впадает в бессознательность – это одна из первых вещей, которые он при этом делает. И это происходит, когда вы проводите ассист-прикосновение человеку, обжегшему палец. Это самое странное, что вам когда-либо доводилось видеть.
В какой-то момент человек начинает вог-вог, он не испытывает никаких ощущений, ничего. И когда он через это проходит, то обычно, сразу же после этого вог-вог, он начинает испытывать ужасно сильную боль. Ух. Ох-хо-хо. На самом деле, человек почти что автоматически закладывает в себя этот механизм бессознательности.
Каждый раз, когда человек приходит в бессознательность, он все больше и больше отодвигает себя назад по траку. Я сейчас говорю не о сне. Я говорю лишь о том, что человек не хочет чего-то конфронтировать. Он просто пятится назад еще дальше. Он опускает занавес незнания между собой и жизнью. Занавес неосознавания между собой и жизнью. И он думает, что если этот занавес, который он опускает между собой и жизнью, будет достаточно плотным, то он будет в безопасности.
Почему человек вообще это делает? Он делает это просто потому, что жизнь, как ему кажется, преисполнена боли.
Почему жизнь становится преисполнена боли? Потому, что человек бежит от нее без оглядки. Абсолютное отсутствие наблюдения превращается в абсолютную боль.
Что ж, люди так долго пребывали в таком состоянии и так долго этим занимались, что это превратилось в образ жизни. Чтобы прийти в такое состояние, нужно сделаться вог-вог.
Люди умирают. Что с ними происходит?
Что ж, можно сказать наверняка: если они начинают жить снова, они, как правило, не проявляют особого желания рассматривать ту жизнь, которую они только что прожили. Они очень редко проявляют такое желание. Если вы будете подходить к людям на улице и спрашивать: «Как вас звали в вашей прошлой жизни?», – то найдется очень немного людей, которые при этом посмотрят на вас осмысленно.
И тем не менее мы имеем дело примерно вот с чем: мы имеем дело с тем, что представляет собой жизнь, а не с тем, как она выглядит в чьих-то надеждах. Понимаете, мы могли бы все изучать и изучать, как выглядит жизнь в наших надеждах, как она выглядит гораздо выше и гораздо ниже этого лабиринта, как она выглядит в этой сточной трубе и выше нее, мы могли бы похоронить самих себя в грязи, в кротовых норах жизни и сказать: «Что ж, мы изучаем, как выглядит жизнь в наших надеждах. Мы изучаем жизнь, как абсолютную любовь, поскольку если жизнь – это абсолютная любовь, то все будут нас любить, никто не причинит нам боли, и у нас будет все в порядке». Или какой-нибудь еще расчет такого рода. Посмотрите, какой ужасный шок испытывает этот человек. Жизнь – это абсолютная любовь. Что ж, может это и так. Но эта любовь отличается от его любви.
В один прекрасный день кто-то приходит и говорит очень противным, ворчливым, дурацким голосом: «Я тебя просто ненавижу». Это ужасный шок для такого человека. Это очень сильное обесценивание. Это означает, что он проиграл.
Что ж, человек опускает занавес над теми областями своей жизни, которые, как ему кажется, было бы очень и очень опасно рассматривать. И вот мы приходим к идее о том, что необходимо рассматривать то, что существует в действительности, а не то, что существует в наших надеждах. Таким образом, когда мы начинаем рассматривать все это, мы неизбежно заглядываем во всякие уголки и щелочки, и оказываемся на главной дороге, и бог ты мой, мы обнаруживаем, что мы совершенно одиноки. Куда ни кинь – крутом пустота. Что ж, на этой главной дороге так долго никого не было, что на ней даже нет рекламного щита. Никто даже не продает «Форды».
Мы сходим с этой дороги, мы подходим к кому-то и говорим: «Эй! Там есть дорога».
Этот человек находится там, внизу, понимаете, в этом лабиринте, он идет вон туда, через крапиву и все такое, понимаете, и мы говорим ему:
«Прямо здесь, наверху, есть дорога», – а он продолжает идти через крапиву.
Мы какое-то время идем вместе с ним вдоль дороги, понимаете, через крапиву, и в конце концов говорим: «Эй ты, идиот, тут рядом есть дорога».
И человек говорит: «Я знаю, но если я перестану защищаться от этой крапивы, то мне крышка, она меня обожжет».
Вы подходите к кому-то; этот человек совершенно разрушает свой боевой дух, выводит из терпения свою семью и все такое; он пытается писать картины. И он действительно может писать картины. Он пишет картины одну за другой, понимаете, он пишет картины одну за другой, и у него неплохо получается... он все пишет, пишет, пишет, пишет и пишет. У него все в полном порядке. Его картины великолепны. Но каждый раз, когда он заканчивает очередную картину, он разрывает ее на куски. Как он вообще собирается стать художником? И его родные постоянно спрашивают его:
«Почему ты рвешь все эти картины? Почему бы тебе не отнести их в редакцию журнала? Почему бы тебе не вынести их на улицу и не показать людям? Почему бы тебе не устроить выстав...»
«О, я знаю, что я должен делать. Я должен их рвать».
Что ж, этого человека встречает саентолог, и саентолог думает, что этот парень имеет полное право писать картины и выставлять их. Он думает, что это совершенно нормально, и он начинает одитировать этого парня, он ходит туда-сюда по траку его текущей жизни, но не может ничего там найти, он ищет повсюду: картины, картины, на траке этой жизни нет ничего, связанного с картинами.
Что ж, саентолог начинает задавать нескромные вопросы о 1468 годе и о 1597, и так далее, и получает падения стрелки на том и на сем, и он продолжает расспрашивать этого парня, не занимался ли тот живописью в какое-нибудь другое время, и стрелка Е-метра, банки которого тот держит, аж выскакивает за ограничитель, но парень говорит: «Нет. Я не понимаю, о чем вы говорите».
Что ж, он просто-напросто говорит: «Эта область очень болезненна, так что я совершенно не в состоянии конфронтировать что-либо из этого. Если я что-то из этого сконфронтирую, то одному Богу известно, что произойдет, и это не нуждается в доказательствах. Это является совершенно, абсолютно убедительным без всяких доказательств. Я прожил ту жизнь, и это меня убило. Поэтому очевидно, что если я опять на нее посмотрю, я отдам концы».
Затем вы в конце концов находите жизнь, которая вам нужна. Этот парень был критиком в области живописи, и он в конце концов совершил самоубийство из уважения к пристойному поведению в обществе. И этот парень ничего не может с собой поделать. Мы заставляем его рассмотреть идею о том, что он критик в области живописи, и не успеваете вы и глазом моргнуть, как у него появляются картинки того, как он был критиком, появляется то да се, он впадает в анатен, он чувствует себя ужасно, у него тут и там появляются боли, и это просто кошмар, и он чувствует картинки, которые размазаны по его лицу, и ого, ого, и он проходит через все это. И вот он уже смотрит на то, как он был критиком и так далее. Это не имеет никакого значения, за исключением того, что он избавляется от своей злобы, которая возникала у него, когда он смотрел на картины других людей, понимаете?
Он просто избавляется от всех этих овертов. Что ж, теперь он пытается не быть таким злобным. И он стремится не допустить, чтобы кто-либо когда-либо критиковал его картины, поскольку он знает, что тогда произойдет. Это его практически убьет.
И вот вы приводите его в нормальное состояние, так что теперь он может писать картины, он может выставлять картины, он может их демонстрировать, он чувствует себя нормально в отношении картин, все им довольны как художником и так далее. И его семья им довольна, и он собой доволен, и все идет хорошо, за исключением одного.
Он говорит кому-то: «Что ж, я в конце концов состоялся как художник благодаря тому, что я прошел и стер одну жизнь в конце девятнадцатого века, в которой я был критиком в области живописи в "Лондон Таймс"».
И в аудитории наступает мертвая тишина, ужасная тишина. Он затронул область, в отношении которой не может существовать никакого общения. Он не хотел конфронтировать эту область; и мы добились, чтобы он ее сконфронтировал и рассмотрел; ее невозможно было бы сконфронтировать и рассмотреть, если бы ее не существовало; не стоит говорить, что это была делюзия, если все это едва не снесло его глупую голову с плеч.
Затем он пытается сообщить об этом другому человеку, чтобы заставить кого-то еще сконфронтировать это, и я не знаю, думают ли эти люди каждый раз, что они тоже были критиками в области искусства, но в большинстве случаев они при этом сидят и выглядят чертовски странно.
Как правило, они при этом не становятся столь язвительными, как думают другие. На самом деле их это как бы потрясает, и порой вы можете видеть, как их защитный механизм начинает раскручиваться на полную катушку.
Они бросаются в отчаянную атаку, нападая на все, что угодно, но никогда не удосуживаются рассмотреть что-то самостоятельно.
Что ж, этот художник, который привел себя в порядок, пытается рассказать обо всем этом другим людям, и ему очень трудно преуспеть в этом, так что он чувствует себя очень одиноким, понимаете? Он чувствует себя очень одиноким, поскольку он единственный человек в мире, который вообще жил раньше, и очевидно, что он должен стать саентологом, чтобы обзавестись друзьями.
Нет, это необязательно, но он, определенно, имеет дело с великолепным примером нежелания конфронтировать. Так вот, на самом деле, если бы он говорил об этом достаточно много и достаточно долго... проблема в том, что он не говорит об этом достаточно. Если бы он говорил об этом достаточно долго, то тот парень, который с ним спорит... парень, которому он пытается рассказать об этом, и который спорит с ним сильнее всего, будет первым, кто упадет в обморок.
Этот художник должен заняться таким парнем, поскольку для него это будет самой легкой победой. «Что ж, разве вам не кажется разумным то, что кто-то мог жить раньше? Откуда по-вашему берутся все эти ваши умственные образы-картинки?»
И парень спрашивает: «Какие картинки?»
«Ну те картинки, которые вы видите прямо перед тем, как заснуть».
«А, эта».
Что ж, как бы то ни было, мы получаем взаимодействие двух факторов: с одной стороны, желание испытывать что-то на собственном опыте, а с другой – нежелание испытывать что-то на собственном опыте. И это осложняется тем, что мы порой не хотим позволить другим людям испытывать что-то на собственном опыте, а порой заставляем их испытывать что-то, что мы сами, как нам кажется, не можем испытать.
И каждый раз, когда мы так поступаем, мы на самом деле заключаем себя в замечательный пластиковый футляр. Мы заставляем других людей испытывать вещи, которые, как мы сами знаем, мы никогда не должны заставлять их испытывать, но мы в сущности знаем, что сами мы не можем их испытать.
И когда мы так поступаем, у нас появляется некая область на нашем собственном траке, которую, как мы знаем, мы не должны испытывать на собственном опыте, но за которую мы на самом деле несем ответственность, поскольку мы заставили кого-то другого испытать это на собственном опыте, понимаете?
Вот как все первые сержанты попадают в ад. Это высказывание нужно понимать в техническом смысле.
Так вот, существовала еще одна практика, в результате которой и появился весь этот предмет, а именно: изобретение зон и областей, которые невозможно испытать на собственном опыте. Изобретение зоны или области знания, которую ни при каких обстоятельствах невозможно испытать на собственном опыте, поскольку она является полнейшей ложью, полнейшей выдумкой, в отношении которой не существует ни малейшего согласия. Бог ты мой, это просто дичайшие вещи.
Кто-то придумывает всю эту штуку и говорит: «Это вот такое большое и так далее, и если ты когда-нибудь туда попадешь, с тобой произойдет ммммм и гррр, и они ужасные, и грраа и о, никогда не приближайся к этому... о гав, хм». И вот вам пожалуйста. Держись подальше от этого.
Беда лишь в том, что кто-то пытается посмотреть на это, решает, что этого не существует, и начинает относиться к этому скептически. Так что тому первому парню приходится представить все это в еще более ужасном виде. И он говорит: «Что ж, там существует еще и второй уровень, который гораздо... который гораздо ужаснее, чем первый. Первый уровень – это ничто. Кто угодно может попасть... Второй уровень...»
Мне ужасно не нравится говорить об этом, но я думаю, что к тому времени, когда жил Данте, у них было уже семь кругов ада. Что ж, довольно неплохо. Существуют всевозможные вещи такого рода.
Выдумки, которые невозможно испытать на собственном опыте... и по сути, их невозможно испытать на собственном опыте потому, что их не существует. И это одна из основных причин того, что кто-то не испытывает что-то на собственном опыте. И если вам слишком часто приходилось работать с какой-то областью, которой не существует, которую невозможно испытать на собственном опыте, то у вас может появиться такая идея, что ничего невозможно испытать на собственном опыте. И такая идея появляется у многих людей. Они говорят: «Что ж, не существует областей, которые можно было бы испытать на собственном опыте. Таких областей просто не существует. Вы не можете испытать на собственном опыте эту вселенную».
Я знаю о целой группе, которая сформировалась ближе к концу девятнадцатого века и представители которой были абсолютно, полностью и совершенно убеждены в том, что физическую вселенную совершенно невозможно испытать на собственном опыте. Вы бьете такого человека дубинкой по голове, а он говорит: «Что ж, это невозможно». У него на голове появляются большие шишки, понимаете? Все вокруг забрызгано кровью.
А он говорит: «Что ж, эта дубинка нереальна, и ее не существует». Что ж, на мой взгляд, это уже несколько чересчур.
Так вот, быть может, это является правдой, что ничего невозможно испытать на собственном опыте. Хорошо, вот только вы можете запросто продемонстрировать, что это положение не является стабильным данным. Существуют кое-какие вещи, которые вы можете испытать на собственном опыте.
Таким образом, с теми вещами, которые невозможно испытать на собственном опыте из-за того, что их не существует, можно устроить полнейший кавардак, если взять что-то, что можно испытать на собственном опыте, и сказать, что этого не существует, а значит это невозможно испытать на собственном опыте.
И вот эта несуществующая штука, которая называется физической вселенной, – если вы по ней постучите, то вы ничего не услышите. Вы бьете по ней ногой – и при этом вы ничего не чувствуете. А если говорить о телах – они совершенно нереальны. Вы не можете ничего чувствовать. Тела не существуют. Это всего лишь делюзия. Это чистой воды делюзия. Понимаете? (кашляет) Прошу прощения. Это чистой воды делюзия.
Что ж, вы скажете, что у кого-то ум зашел за разум. У этого парня наполовину съехала крыша. Понимаете, пуля пробивает его навылет, а он стоит, смотрит сквозь дырку в своем теле и говорит: «Что ж, хорошо, что здесь есть дырка, поскольку там все равно нет никакого тела».
Так вот, если вы добьетесь, чтобы парень, который все это говорит, испытал на собственном опыте бытие в качестве тела, то одним из первых явлений, с которыми вы при этом столкнетесь, будет бессознательность... одурманенность, выкипание, анатен, упадок сил и так далее.
Добейтесь, чтобы он испытал на собственном опыте свою руку. В связи с этим существует одна старая очень забавная хохма: вы просите человека, чтобы он помахал руками, и спрашиваете его, кто это делает, понимаете, такого рода вещи. И очень часто, когда человек машет руками, а вы спрашиваете его, кто это делает, ему приходится заметить свои руки. Понимаете, вот в чем, заключается эта уловка. Он смотрит на свои руки и... это первый раз, когда он их увидел, понимаете. Для него это сильнейшее потрясение.
Таким образом, существует множество дорог, которые проходят в стороне от главной дороги и на которые человек может свернуть. Однако, мне вспоминается один человек; бедняга все твердил о записи акаши.
Эти записи акаши где-то хранятся, там находится огромное количество книг, поступки всех людей, их действия, прошлое, будущее, настоящее, все знание, все на свете – все это запечатлено в записи акаши, и вы ничего не можете с этим поделать, поскольку им обо всем известно, и вы не можете изменить будущее, вы не можете проявить никакого селф-детерминизма в этой жизни, поскольку все это уже содержится в записи акаши, ого!
Что ж, очевидно, что это была область, которую невозможно испытать на собственном опыте, не так ли?
Очевидно, что этот человек никогда не был в библиотеке, которая называлась бы «Записи акаши», и не прочитал там всех книг об этом предмете.
Так что я предпринял единственное возможное действие, чтобы заставить его рассмотреть записи акаши, и я добился, чтобы он рассмотрел записи акаши. Так вот, как же я этого добился? Что ж, я просто рассмотрел источник записи акаши. Я выяснил, кто рассказал этому человеку о записи акаши, а затем провел ему процесс по общению или рассмотрению. И на этом записи акаши пришел конец.
Все это ему рассказал кто-то, кто обладал огромным авторитетом в его глазах, этот человек практически снес ему голову этим предметом, понимаете? И как только мы разрядили это общение, записи акаши исчезли. Понимаете?
Так вот, в физической вселенной дело обстоит несколько иначе. Когда вы были ребенком и ходили в школу, учитель рассказал вам о физической вселенной. Но если вы пройдете в одитинге учителя и сотрете его, что-то все равно будет существовать.
Сегодня мы можем пройти в одитинге и стереть практически каждого, кто говорил вам о физической вселенной. Однако с физической вселенной ничего при этом не произойдет. Она по-прежнему будет существовать. Она по-прежнему будет очень даже существовать. Так что она стоит того, чтобы познакомиться с ней поближе. Вы можете познакомиться с физической вселенной, и если вы познакомитесь с ней достаточно хорошо, вы, вероятно, будете в точности знать, где она берет свое начало, где ее конец и куда она движется, вы будете знать о ней все, что только можно о ней знать.
Но вы не узнаете того, что узнал о физической вселенной физик-ядерщик, поскольку он тоже узнал ряд нереальных данных, которые невозможно испытать на собственном опыте, и он делает все возможное, чтобы никто не смог испытать этого на собственном опыте. Он очень внимательно следит за тем, чтобы никто никогда не смог испытать на собственном опыте атомную бомбу и при этом выжить.
Так вот, физик-ядерщик на самом деле изучает не физическую вселенную. Он изучает структуру физической вселенной, однако он заглядывает внутрь ее запредельной изнанки. Он заглядывает все глубже и глубже, и он исчезает все больше, больше, больше и больше, и если вы скажете кому-нибудь из этих парней: «Посмотри на эту стену»...
То в большинстве случаев он выглянет из своего атома, посмотрит на вас и спросит: «Какую стену?» И снова начнет смотреть туда, куда смотрел раньше.
Так вот, уже то, как он использует всю эту информацию, говорит вам о том, что у него, должно быть, имеется очень странное представление обо всем этом, поскольку он делает из этого то, чего никто не может конфронтировать: он делает атомную бомбу. Он просто делает все возможное, чтобы никто не смог конфронтировать эту штуку. Ого! Это весьма интересно, если об этом задуматься – такой объем информации используется исключительно для того, чтобы в конечном счете создать нечто, чего никто не осмеливается конфронтировать. Хорошо.
Что ж, в Саентологии вы можете подойти ко всему этому и по-другому, вы можете рассмотреть физическую вселенную, ядерную физику и что угодно еще, что можно рассмотреть в этой области, и вы на самом деле можете устранить опасность того, что на вас сбросят бомбу и вашему существованию будет положен конец. Для этого придется довольно много поработать, но вы действительно можете это сделать.
Вот как я впервые осознал, что это может быть сделано. К моему дому в Аризоне подъехал один парень – я тогда был в Финиксе, Аризона. У нас там была организация, мы сидели в пустыне и занимались всякими интересными вещами.
Этот парень подъехал к дому и он едва-едва въехал на дорожку и остановил машину, понимаете? Он сидел в этой машине, потом он на ощупь открыл дверцу, понимаете, и начал ощупывать все вокруг себя. Я увидел его во дворе. Я привел его в дом. Его лицо было совершенно обожжено, а веки распухли настолько, что глаза были почти закрыты. Он ехал по дороге и увидел как вспыхнул горизонт, когда взорвалась бомба на испытательном полигоне в штате Невада. Вот насколько далеко это было.
Он смотрел в ту сторону в неудачный момент и его лицо практически изжарилось. Его глаза начали распухать и все такое. Он был ближе к штату Невада, чем мы, когда увидел это.
Я подумал: «Так, так, так, так, так, так, так». И все, что я сделал, так это попросил его сказать мне, где он это видел, и где он находится сейчас. И опять: где он это видел, и где он находится сейчас. И где он это видел, и где он находится сейчас.
И его глаза... опухоль сошла с его глаз, он смог открыть их, его лицо становилось все менее и менее красным, все шло просто замечательно и затем все это совсем прошло. Вот и все. Просто в ходе такого вот глупого процесса.
Конечно же, что я делал, так это проходил с ним инграмму того, как он это увидел. Он сам не позволял исчезнуть последствиям того инцидента. Это очевидно, поскольку я не проводил процессинг атомной бомбе. Я проводил процессинг этому парню.
И когда мы проводили этот процессинг, он был единственным из присутствующих, кто имел какое-то отношение к этой бомбе. Я не видел того взрыва. Это он его видел.
Итак, мы устранили воздействие, полученное в результате того, что он видел взрыв бомбы, и что же мы получили? Мы получили вылеченное лицо.
Что ж, это очень любопытно, и это может просто разбить сердце ученому-физику наших дней. Это его сильно расстроит, поскольку это означает вот что: созданное им абсолютное следствие, которое никто не должен быть в состоянии испытать на собственном опыте, можно испытать на собственном опыте.
И, кстати, вот что нужно запомнить, если кто-то вздумает поиграть с этими вещами... хотя мы и не изучили этот предмет в полной мере, мы, вероятно, в большинстве случаев можем с легкостью устранить последствия не очень сильных ожогов просто при помощи ориентационного группового процессинга.
Мы знаем, что мы можем это делать, поскольку мы уже это делали. Как много мы можем сделать в этом отношении, зависит от того, насколько людям, которым мы проводим процессинг, удастся не приходить в состояние анатена, и насколько они хотят конфронтировать физическую вселенную, и насколько они способны сидеть на стуле и получать процессинг.
Понимаете, все это – различные факторы, которые тут присутствуют, но определенно можно сказать вот что: человек может получить настолько серьезный ожог, что без процессинга он умрет. Мы определенно можем с этим справляться, поскольку мы это уже делали. В основе всего этого лежит принцип, в соответствии с которым человек должен испытать что-то на собственном опыте. Повторно испытать что-то на собственном опыте или посмотреть на картинки этого, которые у него уже есть, ознакомиться с этими картинками и так далее.
Что ж, почему у человека появилась эта картинка? У него появилась эта картинка потому, что он сопротивлялся этому, он стремился не испытывать на собственном опыте чего-то, что действительно произошло; и он как бы отпечатал для себя картинку... вот что он в действительности сделал.
Готовность конфронтировать – вот к чему в конечном счете все это сводится. Готовность конфронтировать. Готовность конфронтировать жизнь. Готовность конфронтировать, принимать участие... как ни странно, принимать участие в чем-то гораздо менее важно, чем конфронтировать, что подтверждается тестами, проведенными в ходе процессинга.
Это если говорить просто о процессинге. Поскольку индивидуум находится здесь, и он является самим собой... он не является телом... это еще один незначительный факт, который появляется в поле вашего зрения.
Кстати говоря, на случай если у кого-то возникнут сомнения, я должен напомнить вам один старый процесс – первый процесс, предназначавшийся для экстериоризации, – который внезапно демонстрирует человеку, к которому он применяется, непреложную истину: он не является телом.
Сейчас мы не используем этот процесс, поскольку из-за него у человека появляется ощущение, что он умирает. Экстериоризировавшись, человек остается отдельно от тела, в стабильном состоянии, где-то от пятнадцати минут до трех дней, а потом ему вспоминается какой-то давний случай, когда он оставил тело, потому что оно умерло, или что-то в этом роде – у него включается этот инцидент, – и он огорчается, он чувствует, как будто он только что умер и тому подобное. Так что мы не работаем с этим напрямую.
К этому можно подойти обходным путем. В действительности, когда вы проводите кому-либо процессинг достаточно долго, он почти наверняка выйдет из своей головы, и вы не сможете этому помешать. Но старый способ, который я должен вам напомнить, состоит в следующем: возьмите кого-нибудь, кто находится в особенно плохом состоянии, кто относится к вам очень злобно или пренебрежительно, или же пытается убедить вас в том, что вы являетесь только телом, или что-то в этом роде, и просто скажите ему: «Попытайтесь не быть в метре позади своей головы». Я должен напомнить вам об этом способе. Потому что ваш собеседник быстро обнаружит, что он оказался тут, сзади. Вот его тело перед ним.
«Попытайтесь не быть в метре позади своей головы». Он застрял в своей голове за счет обратного потока. И эта команда срабатывает на всех кейсах низкого уровня – очень низкого уровня, – а также кейсах среднего уровня. Эти люди так усердно пытаются быть застрявшими в своих головах, что стоит вам только сказать им не быть застрявшими в своих головах, они выталкивают себя наружу. Это несколько странно.
Вот этот парень там, снаружи, висит в воздухе. Вы сразу заметите, что черты его лица, скорее всего, изменятся, если этот процесс сработал. Его черты лица меняются, цвет кожи меняется, тон голоса меняется. Допустим, раньше он запинался или говорил с акцентом или как-то еще. Сейчас он говорит очень четко. Теперь он мыслит очень логически. Он не смешан полностью с тем... Он всегда считал, что он думает с помощью своего мозга. И он пытался думать с помощью своего мозга в течение такого долгого времени, что полностью смешал себя с мозгом, понимаете?
Он получил эту идею, понимаете, о том, что вот он здесь, и это не просто идея, поскольку это доступный наблюдению факт. Но он совершенно не привык ощущать вселенную напрямую – не через пару глаз; так-то он чувствовал себя в полной безопасности, понимаете?.. Он настолько не привык к этому, что он начинает вытаскивать всевозможные картинки. Он получает всевозможные иллюзорные беспорядочные картинки, он считает, что находится в больнице, и придумывает всевозможные дикие вещи.
А потом он щелк – разворачивается и входит обратно, и вы спрашиваете: «Ну а сейчас вы являетесь телом?»
«О, да, да, да. Я тело».
Что вы наблюдаете в данном случае – это неспособность индивидуума воспринять тот опыт, который он только что получил.
Иногда в течение целого дня он будет говорить вам: «Да, я духовное существо. Ей-богу. Ну ничего себе! Я – духовное существо. Я вне своей головы. И это такое приятное ощущение! Я вне свой головы, понимаете, и я не тело. Я всегда считал, что я – кусок мяса. А я вовсе не кусок мяса. Ух ты, это замечательно».
А потом вы встречаете его двое СУТОК спустя, и он спрашивает: «Какая голова?»
Такие отрицательные последствия возникают, когда вы пытаетесь рассматривать то, что существует. Когда вы пытаетесь рассматривать то, что существует, возникают всевозможные интересные проявления.
Конечно, если тот, с кем вы разговариваете, находится в довольно хорошей форме, или если это маленький ребенок, то все, что вам нужно сказать, это просто:
«Будьте в метре позади своей головы».
И он скажет: «Ага».
А вы ждете, чтобы что-то произошло. Маленький ребенок, возможно, спросит вас: «Но разве это не слишком близко?»
Эти явления имели место в течение очень, очень долгого времени, но никто их не замечал. В жизни существуют всевозможные странности, и разумеется, те из них, которые ближе всего к истине, остаются несконфронтированными в наибольшей степени. Ведь если бы вы хотели сделать людей рабами или узниками, вы бы в первую очередь попытались исподтишка напасть именно на эти явления. Это были бы как раз те явления, которые вы бы хотели не дать людям ясно видеть.
Вы бы заявили, что все это очень плохо. Понимаете, духи? Привидения? Вы когда-нибудь были в старом замке? Там везде привидения и свисающие цепи. Понимаете, привидения – довольно нехорошие существа. Они издают пронзительные звуки, они берут на себя заботу о вашей душе. Когда существует любая относительно большая область истины, она становится объектом всевозможных странных операций, потому что вы можете превратить другое существо в раба, только если сделаете невозможным для него (или попытаетесь сделать невозможным для него) наблюдение истины.
Если же человек начинает наблюдать истину или испытывать ее на опыте, то сделать из него раба становится невозможным, потому что ему невозможно причинить боль. Он не боится жизни. Он этичен или нравственен или что-то в этом роде потому, что он этичен или нравственен, а не потому, что кто-то накажет его, если он не будет этичными или высоконравственным. Им движут другие причины.
Как ни странно, вы обнаружите, что чем ближе человек приближается к состоянию клир, тем этичнее он становится. К примеру, я вот уже много лет не грабил банк. Ну, конечно, копилки в виде свинок... Хм-хм. Так вот... Прошли десятилетия, столетия.
Когда вы затуманиваете какую-то область истины у индивидуума и заявляете:
«Ты не должен рассматривать эту область истины», то пропорционально этому он сам теряет часть своей истинности. Вы понимаете? Он сам теряет часть своей истинности пропорционально той области, которую он потерял, потому что теперь он не может быть этой областью или испытывать ее на опыте, вы понимаете?
Итак, он как бы отодвигается в область меньшей истины, и когда он сам становится этой меньшей истиной, еще какая-то область становится затуманенной, а потом еще одна область, и еще одна область, и еще одна область становится иначе интерпретированной; и в конце концов он отходит очень далеко от всего, что хотя бы отдаленно напоминало бы истину, и он оказывается в каком-то вэйлансе. Это происходит постепенно. Он становится все меньше и меньше собой (ведь он сам является истиной), он становится все меньше, меньше и меньше собой, и постепенно он начнет становиться кем-то другим, все больше и больше другим.
Но не существует никого другого, кем бы он мог быть, – никого, кроме того, кого он сам создаст искусственно. Он должен придумать кого-то, кем он мог бы быть. И в той степени, в которой он придумывает некую неистину, чтобы ею быть, – в этой степени он становится узником. Ведь любой человек, который не является самим собой, конечно же, в небольшой степени является узником. Он является узником лжи, и вероятно, единственная вещь, узником которой человек может стать, – это ложь.
Давайте посмотрим на узника, заключенного в тюрьму. Вот он сидит за решеткой. Что же, его посадили за решетку, поскольку общество заявляет ему, что он был непослушным мальчиком, и следовательно он не должен, не может и не будет больше конфронтировать. Вы поняли идею? Благодаря этому он должен перевоспитаться. Ему не дают конфронтировать жизнь каким-либо образом. Он должен стать более порядочным человеком.
И статистические данные скажут вам, что если человек попал в тюрьму, он попадет в тюрьму снова, а если он попадет в тюрьму снова, то после того как его выпустят, он попадет в тюрьму снова, и он попадет в тюрьму... Это явно не дает результатов, но общество продолжает делать это. Очевидно, что это является самой неэффективной системой перевоспитания, потому что количество преступлений продолжает увеличиваться и количество заключенных продолжает увеличиваться, именно поэтому мы и должны продолжать делать все это. Это очевидно.
И вот этот человек... вот этот человек сидит в тюрьме. Почему он сидит в тюрьме? Вот в чем ключевая проблема: как, во имя здравого смысла, он вообще может быть в тюрьме? Как он может оставаться в тюрьме?
Прежде всего, он как существо не является телом. Все, что он знает, и все, чем он является, не связано ни с какой материей. Он может проходить прямиком сквозь стены – псссст. Это факт. Пока вы не проделаете это пару раз, вы можете в это не верить, но это на самом деле так.
Как вы заключаете человека в тюрьму? Как вы добиваетесь того, чтобы он оставался там? Это еще та проблема. Не говоря уж о том, зачем вообще помещать кого-то в тюрьму, у вас есть еще и проблема того, как этого добиться. Что же, этого можно добиться, если отнимать у человека истину до тех пор, пока он не перестанет знать истину.
И самое основное, что можно сказать о преступниках, состоит в том, что они не могут отличать правильное от неправильного. Утверждается, что таково определение безумия, но на самом деле это не так. Это определение преступности. Ведь если бы человек мог отличать правильное от неправильного, он, скорее всего, совершал бы правильные поступки. Но когда он теряет способность отличать правильное от неправильного, он начинает совершать неправильные поступки.
К своему большому удивлению, несколько дней назад я обнаружил причину клептомании. Оказалось, что это очень простой механизм. Человек, страдающий клептоманией, не в состоянии наблюдать, кому принадлежит имущество. Так что он никогда не знает, кому оно принадлежит. Он неспособен видеть различия в том, что касается собственности на имущество. Он не знает, кому оно принадлежит, чьим именем оно помечено, чье оно – не знает ничего такого.
Так что, конечно, когда он видит какую-то вещь, он просто берет ее и уносит.
Конечно, в действительности это делает вовсе не он. Вещь просто как бы прыгает ему в руку. На самом деле такие люди всегда так и говорят судьям, но судьи никогда им не верят.
Никто им не верит. Но в действительности, с их точки зрения, именно так все и происходит. Они не могут контролировать имущество, быть причиной над ним. Они не могут управлять МЭСТ. И естественно, я думаю, что вовсе не правоохранительные органы возводят тюрьмы. Такого не может быть. Этот парень неспособен видеть различия в том, что касается собственности, он неспособен понимать МЭСТ, он неспособен проходить через МЭСТ и никак не связан с МЭСТ – все материальные объекты несут в себе не что иное, как угрозу, насколько он видит. И естественно, когда вы помещаете его между четырех стен, он там и остается.
Как ни странно, если вы подержите его там в течение некоторого времени, вы сможете открыть дверь – и он даже не выйдет наружу. Это факт. Я полагаю, что если вы пойдете в «Вормвуд скрабс» и распахнете двери всех камер и все остальные двери, часть заключенных так и не покинет тюрьму.
Вероятно, они устроят сидячую забастовку или начнут кричать, потому что никто не приносит им еду или что-то в этом роде.
Невозможно предсказать, что именно произойдет. Но то, что сделали бы душевно здоровые или разумные люди, если бы они оказались в этой ситуации, – это не то, что сделают преступники.
Преступник потерял способность видеть различия. Он не может отличить одно от другого – что бы это ни было. У него полное замешательство по поводу имущества. Он сам не знает, кто он. Это жалкое состояние. Но единственный способ, которым человек может стать преступником, – это перестать быть самим собой.
Он попадает в вэйланс преступника, который делает то и это, и это состояние невозможно исправить. Он больше не является самим собой. Истина не в нем. И он больше не является истиной ни в какой степени. А все это почему?
Потому, что он сам перекрыл себе доступ в различные области и заявил, что больше не может их конфронтировать. Он заявил, что есть области истины, на которые ему больше нельзя смотреть. И заявив, что все это ему больше нельзя конфронтировать, он просто ушел в область лжи, лжи, лжи, лжи, лжи, и в конце концов он оказался в совершенном переплетении лжи, полном лабиринте лжи, и конечно же, он полностью стал узником.
И как же вам выбраться из тюрьмы, если вы в нее попали? Я боюсь, что способ сделать это заключается просто в том, чтобы конфронтировать. Каждый из нас в какой-то степени является узником. Он является узником только в той степени, в которой он не хочет конфронтировать какую-либо область. Это может быть какая-то действительная область в физической вселенной. Или действительная область истины. А он является узником.
У человека трудности с финансами? Очевидно, он не хочет конфронтировать деньги. Если у человека трудности в супружеской жизни, значит, есть какая-то часть супружеской жизни, которую он не может конфронтировать. И когда он не может конфронтировать что-либо, он мокапит и создает некую искусственную структуру, которая никак не основана на истине, и он конфронтирует ее вместо истины.
Если вы хотите сделать человека свободным, или если вы хотите, чтобы человек был свободным, или если вы сами хотите стать более свободным, все, что вам нужно сделать, – это выяснить, что вы готовы конфронтировать и что вы не готовы конфронтировать. По сути, если проводить этот процесс достаточно долго, о, это сделает человека свободным практически от чего угодно. Это позволит ему выяснить практически что угодно. Этот процесс будет очень информативным. Но это длинный процесс... длинный процесс.
Единственная причина того, что этот процесс длинный, состоит в том, что когда человек только начинает его проходить, он проходит его в качестве кого-то другого, а не самого себя. И когда вы задаете ему вопрос: «Что вы готовы конфронтировать?», он говорит себе так: «Что я, Джо, в вэйлансе мамы, готов конфронтировать?»
Он не скоро добирается до той точки, в которой он смог бы конфронтировать маму, понимаете?
С этим связаны и другие факторы. Вы могли бы задать ему вопрос: «С чем вы себя спутали?» Это не будет успешным маршрутом. Это не будет хорошим процессом, но это, безусловно, доносит до него идею. Ведь он спутал себя со всем тем, что он не способен конфронтировать. Он не дает себе конфронтировать за счет того, что сам является теми вещами, которые не могут конфронтировать.
Происходят всевозможные странные вещи. Этот механизм не является единственным ответом на все загадки существования, потому что здесь вступает в действие еще и другой фактор, и он состоит в том, что человек в основе своей хороший и он пытается помогать другим людям. И вэйлансы, в действительности, появляются на свет, когда ему не удается помочь людям, и он считает себя плохим. Но сейчас речь не об этом.
Речь о том, что он пытается рассматривать жизнь в качестве кого-то другого, а не себя самого.
Конечно же, если бы он делал даже это достаточно долго, он в конце концов рассмотрел бы жизнь в качестве себя самого. Но именно благодаря этому мы имеем различные степени ознакомленности, и мы имеем жизнь, общение и так далее.
Все это сводится к исходному положению Саентологии – положению о том, что когда вы ознакамливаетесь с чем-либо, вы можете распознать истинность или ложность этого. Процесс, который позволяет это делать, выполняется непосредственно с объектами, и его не очень трудно проводить.
Очень странно, что большинство преклиров, когда они приходят на процессинг, получают процессинг, чтобы им не нужно было конфронтировать то или се.
И конечно же, одна из тех вещей, которые исчезают во время процессинга в первую очередь, это нежелание преклира конфронтировать. И одним из первых это понимает сам преклир. Надо же, что ж, он не хотел конфронтировать жизнь, именно поэтому он и пришел сюда.
Затем, конечно же, есть еще много чего, с чем необходимо поработать. Есть еще много чего, с чем необходимо поработать в том или ином кейсе.
Но существование, в сущности, состоит из очень небольшого количества истин, на которые было нацеплено много всяких искусственных вещей, и которые человек украсил огромным количеством лжи. И человек является узником своих собственных теней.
Вот одна из вещей, которые вы можете сделать с человеком: вы можете добиться, чтобы он посмотрел и понял, что он может видеть сквозь эти тени, вы можете добиться, чтобы он посмотрел на эти тени и понял, что они собой представляют.
Так вот, в Саентологии мы считаем, что было бы хорошо заставить человека сделать это, и это само по себе, возможно, является новой и уникальной точкой зрения. Однако мы придерживаемся этой точки зрения. И это является совершенно уникальной точкой зрения, что человек заслуживает помощи, и что человек может помочь себе, и что жизнь стоит того, чтобы жить. И хотя это весьма уникальный ряд правил для 1960 года, мы все же следуем этим правилам.
Я хочу поблагодарить вас от всей души за то, что вы сегодня пришли сюда. Я расцениваю это как замечательный комплимент, учитывая, что я не практиковался в чтении лекций и к тому же забыл все свои записи и мне было не о чем говорить. Я хочу поблагодарить вас от всей души за то, что вы сегодня сюда пришли.
До свидания.