Все, что вам нужно, чтобы стать хорошими мальчиками и девочками, – это просто прекратить использовать ваши энтэта-факсимиле; это очень просто, и Дианетика сводится лишь к этому. И в оставшееся время я буду рассказывать вам забавные истории.
Основная тема, которую я хочу рассмотреть этим вечером, – хаотичность и эмоция. Так вот, я мог бы рассказать об этом, если можно так выразиться, на одном дыхании, или же я мог бы рассказать об этом в свете Аксиом. Аксиомы очень тесно связаны с данной темой... они просто дают немного более систематичный взгляд на нее. И я подумал, что если я обрисую вам в очень, очень общих чертах то, что мы здесь наблюдаем, то вы наверняка без малейшего труда сможете увидеть, как сюда вписываются Аксиомы, поскольку Аксиомы весьма и весьма самоочевидны.
Одно замечание насчет Аксиом: они пронумерованы не так, как в публикации для университетских библиотек. Это потому, что кое-где они были переставлены, и тех Аксиом, которые описывают характерные качества жизненной энергии, в начале меньше, чем их есть на самом деле. Так что номера у них будут другими. В остальном – с учетом добавления Аксиом о статике и образе действия статики – этот список Аксиом весьма полный. В особенности в них рассматриваются статики и движения.
Так вот, в данных о движении есть подраздел, и внутри него тоже есть подраздел. Первое, что нужно упомянуть в связи с движением, – это векторы усилия. Можно сказать, что любое движение так или иначе является усилием, но мы не знаем точно, что кладет начало усилию, так что назовем это движением. Мы наблюдаем движения, гасящие друг друга, движения, изменяющие друг друга, и получаем различные шаблоны движения.
Сначала у нас есть статика без движения, а вслед за этим у нас появляется небольшое движение, возможно имеющее направление, затем мы наблюдаем, как это движение разделяется на части, противостоящие друг другу, и так далее, пока все это не становится очень, очень хаотичным. Затем все это приходит в упорядоченное состояние с абсолютно параллельными векторами, и это движение представляет собой одно и то же движение, повторяющееся снова и снова, и мы получаем другую статику. Таков цикл движения.
Кроме того, есть такой параметр, как интенсивность движения. Вот два вектора. Оба направлены в одну и ту же сторону, но один из них движется с гораздо более высокой скоростью, и гораздо больше вещей придет в движение. Вы видите, что здесь присутствует степень интенсивности движения. Может быть очень небольшое движение или же мощное движение, причем оба упорядочены одинаково. Вы понимаете, да? Здесь мы видим два движения, которые... очевидно, вы могли бы сказать, что они упорядочены одинаковым образом, но у них не обязательно одинаковая интенсивность. Небольшое движение – и мощное движение.То же самое можно сказать о степенях хаотичности. Начинается со статики. Мы говорим: «Это статика» – и теперь у нас вот здесь появляется движение, затем больше движения. Это интенсивность одного и того же движения, понимаете? Я имею в виду, наблюдается увеличение интенсивности одного и того же движения, а само движение не изменяется. Могло бы получиться так: теоретически вы могли бы сказать, что движение усиливается, пока внезапно оно не начнет парализовать само себя, и образуется другая статика. Такое могло бы произойти с интенсивностью одного и того же движения. Движение может достичь такой интенсивности, что раздробит само себя на мелкие части, и в этот момент оно превратится в статику. Это уровни интенсивности движения.
Так вот, нас интересует... если говорить о хаотичности движения... нас интересует, как обстоит дело с векторами, системой векторов.
Вот у нас статика. А вот движение. Оно не исходит из этой статики, но контролируется статикой. И, скажем, здесь у нас есть вот такое движение. Здесь имеют значение два фактора. Все это упорядочено... это очень близко к статике, понимаете? Я имею в виду, все это настолько упорядочено, что это ужасно похоже на статику, но это не совсем упорядочено, так что это не статика.
Так вот, эти два вектора направлены в различающихся, слегка различающихся направлениях, так что у нас появляется небольшая беспорядочность движений.
Хорошо. Так вот, здесь движение становится более хаотичным, а здесь мы только начинаем разделять векторы. Вы только-только начинаете разделять эти векторы и обнаруживаете, что они сами начинают слегка шататься из стороны в сторону, выпадая из общей струи. Здесь возникает дальнейшая беспорядочность, однако сила направлена более или менее в одну сторону. На этом этапе у нас по-прежнему наблюдается что-то вроде ориентированного, упорядоченного движения, поскольку вся сила направлена более или менее в одну сторону.
Так вот, эти движения начинают гасить друг друга... пока лишь начинают. Здесь по-прежнему наблюдается некоторая хаотичность, но все это приближается к тому, что можно было бы опять-таки назвать статикой, поскольку движение то же самое, но оно разделяется на движения, имеющие противоположные направления. Здесь вы видите различные факторы, связанные с направлением.
Хорошо, пойдем дальше. Вы замечаете, что по-прежнему наблюдается вот это. (Постукивает по доске.) Видите, это еще не полная статика, поскольку по-прежнему есть эти две плоскости, в которых могут действовать эти расщепленные векторы. Но что если начнется вот это? У вас тут же получится рисунок статики.
Если все эти векторы (постукивает по доске) будут разделяться на еще более мелкие... между прочим, они дробятся на точки, вы просто продолжаете разделять эти векторы, пока они не начнут идти в противоположных направлениях, ведь их движение дробится и образуется просто совокупность точек, а когда образуется совокупность точек, они исчезают и получается статика. Так что у вас снова образуется статика.
Так вот, когда начинает возникать множество таких движений, все это превращается в изрядный кавардак. Вы уже смотрели на инграммы. Что ж, это область факсимиле... вот что представляет собой инграмма... факсимиле, в котором все векторы разделяются и расходятся в противоположных направлениях, гася друг друга, усиливая друг друга, останавливая друг друга, изменяя друг друга и так далее. И посмотрите, что тут пойдет не так, если проделать такое с человеком, причем в крупных масштабах. Его сердце совершает гармоничное движение... равномерное биение, настолько равномерное, что это почти что статика. Происходят гармонические колебания сердца. Внезапно он сталкивается с совокупностью векторов, расходящихся в различных направлениях, и эти векторы одновременно прерывают, усиливают друг друга и так далее – вблизи от его сердца. Что ж, образуется инграмма – если степень беспорядочности и ее интенсивность достаточно велики, чтобы вклиниться туда, где находится сознание тела, погасить там упорядоченные движения и сделать их хаотичными. Ведь заметьте, что всякий раз, когда вы вводите ряд хаотичных векторов в упорядоченную область... хаотичные векторы попадают в упорядоченную область... это делает хаотичной область, которая до этого была упорядоченной.
Возьмите врача и познакомьте его с Дианетикой – он энтурбулирует Дианетику, Дианетика энтурбулирует его, поскольку они движутся в противоположных направлениях... имеет место почти стопроцентное изменение направления векторов на противоположное. Картина удручающая. Я имею в виду, он появляется со своими статиками, со своим прежним обучением, убеждениями и прошлыми выводами, не зная, что эти вещи довольно хаотичны. Это почти что статика, поскольку это авторитарная сфера. Вот он появляется, говорит вам о том и об этом, и это не имеет для вас никакого смысла. По его мнению, вы очень хаотичны, поскольку вы не согласуетесь с его векторами. Результат – столкновение, энтурбуляция. Поэтому трудно разговаривать с кем-то, кто получил какую-то подготовку в сфере лечения... пока вы с ним не отправитесь назад и не вытащите его выводы.
Кстати, есть одна грязная шутка, которую можно сыграть с кем угодно в этой сфере. Вы просто отправляетесь назад и вытаскиваете случаи, когда он соглашался ходить в школу, соглашался слушаться учителей. И если вы хорошенько повытаскиваете все это, его медицинское образование развалится на куски. Он, впрочем, и не будет осознавать этого, пока оно не развалится. А потом он, конечно, не будет об этом беспокоиться, поскольку оно уже развалилось.
Так вот, здесь присутствуют два фактора: интенсивность движения и беспорядочность движения. Любой индивидуум находится в движении... в постоянном, продолжающемся движении. Большинство его движений упорядочены, они довольно неплохо упорядочены. В результате, когда он внезапно сталкивается с беспорядочностью движения, которая несовместима с его упорядоченностью движения, его движения рассогласовываются. И если сила беспорядочности, с которой он столкнулся, столь велика, он впадает в анатен. Беспорядочность просто вторгается по нервным каналам, ударяет по контролирующему центру – пток! – и вырубает его. И тот ждет, что управление им примет другой контролирующий центр. Вот что происходит в соответствии с теорией эпицентров. Он просто сходит на нет, он сдается, он даже не производит запись и ждет, что управление им примет новый эпицентр. Поэтому люди, стоящие вокруг человека без сознания, на самом деле действуют как его мозговой центр. Так сложилось в результате эволюции. Это хороший способ эволюции для организма, но очень плохой образ жизни для человеческого существа.
Таким образом, беспорядочность – это в действительности состояние, когда векторы усилия направлены в противоположные стороны.
Вот по дороге едет автомобиль, все его векторы упорядочены и направлены в эту сторону. Появляется другой автомобиль с канзасцем за рулем... разумеется, происходит столкновение, после чего все выглядит ужасно хаотично, ужасно хаотично.
Так вот, эта концепция весьма полезна для вас, поскольку это говорит вам о том, что в обществе, где нет хаотичного движения, не будет вообще никакого движения, ведь полностью упорядоченное движение – это статика. Это статика. Она на самом деле не движется ни в каком направлении, но вы можете указать на какую-нибудь точку в воздухе и сказать: «Ну, потенциально она могла бы двигаться в этом направлении». Это статика.
Оптимальная хаотичность обладает терпимой интенсивностью, и она должна хоть сколько-нибудь поддаваться упорядочиванию. Она располагается где-то в середине диапазона.
Музыка, эстетика зависят от хаотичности. Разум следует за звуковой волной в музыке, когда он полагает, что эта звуковая волна является статикой, понимаете? Возьмите оркестр Сузы: он повторяет несколько нот снова и снова, как бы говоря: «О, чудная статика» – и стремясь успокоить вас, а потом внезапно вступает сузафон или кларнет или что-то еще и добавляет новый вектор или новую серию векторов. Человек тут же пробуждается и говорит: «О!» – и продолжает следить за музыкой. А потом неожиданно эта музыка ослабевает и превращается в то, что кажется... она приближается к статике, а потом вжих! – происходит что-то еще.
Так вот, юнцы, которые перемещаются с высокими скоростями, могут выдерживать значительную хаотичность в музыке. Они ездят с высокими скоростями и ставят музыку, имеющую примерно ту же скорость. Они не переносят даже статику пяти или шести нот, следующих одна за другой на одном уровне. Они в самом деле не терпят этого. Они даже не терпят аккордов вроде до-мажора. «Как в церкви!» Что-то вроде этого. До-мажор – это не то, что им нужно. Так что они вставляют парочку до-бемолей и до-диезов, а большой барабан вместо бум-бум-бум-бум-бум у них делает бум-бубубум-бум-бум – бум! И они говорят: «О, вот это я понимаю, музыка!» Ну, для них это, может быть, и музыка, но не для других.
Так вот, вы можете в самом деле взять ритм – однообразный, монотонный ритм
– и с его помощью делать с людьми разнообразные вещи, поскольку вы играете им нечто статичное. Вы даете им статику, так что они впадают в своего рода гипнотический транс. Они видят статику, поэтому они хотят сдаться этой статике, ведь их точка излучения, как постулируется в Дианетике, – это, очевидно, статика! Монотонная мелодия и статика – это, с точки зрения примитивного разума, Бог. Поэтому вы привносите достаточно действия, чтобы убедить кого-то в том, что имеет место действие, а затем привносите в это действие достаточно однообразия, чтобы дать ему понять, что никакого действия нет, и что оно вовсе не хаотично, что оно монотонно. Теперь прибавьте к этому достаточно силы, чтобы оглушить человека шоковой волной, и он сдастся этому.
Сейчас законы эстетики не так сложно сформулировать. Вы можете создать... к примеру, рассказы развиваются по определенной кривой, подчиняясь взаимодействию уровней на Шкале тонов, и если... к примеру, рассказы обычно черпают свою беспорядочность из столкновения тона 1,5 и тона 3,0. И вот у вас 1,5 и 3,0, 1,5 и 3,0, 1,5 и 3,0, и, конечно, в комедии побеждает тон 3,0, а в трагедии – тон 1,5. Конечно, если говорить о произведениях современной школы литературы, то в них это происходит не совсем так. В них взаимодействуют тон 0,2 и тон 0,9. И все боятся, что 0,9 не победит, что победит 0,2 и так далее. И когда наступает развязка, все очень рады узнать, что тон 0,2 победил... чем объясняется, к примеру, невероятная популярность романа «1984».
Если вы хотите написать великий роман – по-настоящему великий роман, с точки зрения этого общества в его теперешнем состоянии, – начните его так, будто вы намереваетесь перейти в основательный тон 1,5, и примерно в тот момент, когда читатель окажется в шоковом состоянии, узнав, что тон 1,5 существует, начните все приглушать. А под конец... не обрывайте роман смертью. Нет. Понимаете, смерть имеет определенную драматичность. Что вам нужно сделать, так это довести действие под конец до 0,5 и затем просто дать понять, что с тех пор герои влачили невыносимое существование многие, многие, многие годы и, возможно, даже не умерли.
Вы можете начертить график изменения сюжета любого романа по Шкале тонов относительно времени развития этого сюжета. Вы можете взять Шкалу тонов и изобразить ее вместе с вектором тона, направленным слева направо, схематически изобразить сюжет и увидеть, какое в нем присутствует взаимодействие тонов. А затем вы получаете взаимодействие динамик, после чего художник... писатель просто вводит беспорядочность, чтобы произведение не было слишком монотонным. И готово дело.
Разумеется, художник не... понимаете, он всегда думает, будто пишет ради собственного удовольствия или что-то в этом роде. (Хотя я заметил, что все они любят поесть.) А он пишет для общества. И писатели выходят из моды. Они никогда не могут понять, почему они выходят из моды, но общество перемещается по Шкале тонов, так что взаимодействие двух точек на Шкале тонов, высокой и низкой, когда эти две точки... он пишет, как бы по-прежнему находясь в той эпохе, когда общество, возможно, было довольно высоко на шкале, но оно незаметно для писателя опустилось по шкале и стало ему неподвластно. И вот он появляется с прекрасным произведением, которым все просто зачитывались бы в 1910 году, и пытается продать его в 1951.
Так вот, писатель будет использовать один и тот же сюжет снова и снова, и этот сюжет станет для него статикой; ему это наскучит. И потом он будет говорить всем подряд, как он не любит писать. Все, что ему нужно сделать, – это вернуться назад и подобрать свои выводы о том, что это подходящий сюжет... вспомнить свои выводы... и придумать новый сюжет, который соответствует уровню общества, а затем засесть за работу и всех поубивать. Ничего сложного.
То же самое в живописи. Когда-то был Максфилд Парриш, а сейчас – Сальвадор Дали. Он замечательный малый. Мне нравятся его скелеты и прочие создания... они доставляют мне огромное удовольствие, но, боюсь, только тогда, когда я нахожусь внизу трака времени, в инграмме.
Если бы вы захотели превратить искусство в точную науку, вы не стали бы уменьшать величину хаотичности, которую вы можете привнести, и вы не стали бы уменьшать эффективность. Люди думают, что, если вы введете в эстетику какие-то законы, вся эстетика станет статикой. И потому им просто ненавистна эта идея. Поэтому они сохраняют эстетику несколько авторитарной. Но этого не случилось бы, если бы вы принялись за это дело, работая с хаотичностью... просто изучите хаотичности, и тогда вы могли бы рассчитать их замечательнейшим образом. И кто знает, возможно, этот двадцатый век еще породит какое-нибудь художественное произведение. Возможно.
В прошлом было создано два-три художественных произведения, но в среде издателей появилось определенное беспокойство по поводу художественной литературы, и это беспокойство проникло также в сферу живописи. Никто не мог создать степень хаотичности, подходящую для аудитории. А потом у порога появлялся шериф, и помимо этого в сфере живописи было множество других мелких осложняющих обстоятельств, так что люди забеспокоились. Поэтому они начали метаться во все стороны. Появился кубизм и так называемый модернизм. На самом деле это беспокойства, это неврозы, это хаотичности, которым не свойственна согласованность даже внутри них самих.
Вы – по большей части как наблюдатели – посмотрите на какую-нибудь картину Пикассо и... Кстати, я как-то раз был на выставке Пикассо, вместе с одним парнем из Гринвич-Виллидж. Мы вошли туда... был жаркий вечер... а на нем была «потелка» – свитер с высоким воротником, – «потелка» самое подходящее название. Сам я был одет в деловой костюм, и все, кто пришел на эту выставку, были во фраках, горностаевых накидках и вечерних платьях, и это было в самом деле шикарно, это выглядело очень фасонисто. Пикассо настолько хаотичен, что вам нужны деньги, чтобы вы могли оценить его по достоинству.
И этот художник (этот парень был художником)... мы с ним вошли туда, и мы не заметили, что компания подобралась в самом деле шикарная, пока не углубились внутрь довольно далеко. Но там было еще два-три длинноволосых типа из Гринвич-Виллидж, и мы с этим парнем стали ходить по выставке, просто не замечая толпы, поскольку мне показалось, что люди слоняются будто коровы, которые ничего не ели и не пили много дней. Мы бродили по этой выставке, и там было три этажа – и все Пикассо. Мы с этим парнем останавливались перед каждой картиной, и меня заинтересовал невроз, которым Пикассо, возможно, страдал, но более важно для меня было: зачем он это делал? И я пришел к выводу, что он просто ставил крупномасштабный эксперимент, испытывая различные цвета и формы. Мы с величайшим увлечением ходили там и сям, и этот парень восклицал: «О, ну как же! Здесь столько одухотворенности! Здесь то-то! Здесь се-то!»
А я отвечал: «Нет, мне кажется, что у него просто комплекс либидо или что-то в этом роде». Мы поднялись на второй этаж и там так разругались по поводу одной из картин, что достигли статики и на мгновение замолчали. Мы огляделись, и там было около полусотни человек... они шли следом за нами вдоль рядов картин и слушали нас, понимаете? И бог ты мог, они, несомненно, выглядели... некоторые из них усердно пытались выглядеть очень учено. Так что я очень заинтересовался людьми, которые смотрели выставку Пикассо, и сделал несколько заметок... кстати, я написал об этом статью для «Нью-йоркера». А один пожилой мужчина (его притащила туда жена, он явно больше интересовался текстилем или чем-то таким) шел вдоль рядов и очень, очень внимательно рассматривал каждую картину. В конце концов он повернулся – а я стоял там вроде как рядышком – и сказал мне: «Вы знаете, он каждую подписал».
Что ж, вы видите, какие могут быть трудности с пониманием искусства, если у вас нет никакого знания о хаотичности.
Так вот, Пикассо достаточно хаотичен... не в такой степени, как многие из них... но он достаточно хаотичен, чтобы стать почти что инграммой. А люди уделяют внимание инграммам.
Таким образом, то, что вам нужно знать об этом... это взаимодействие движений в жизни, которое дает индивидууму возможность полагать, что он находится в движении. А когда нет взаимодействия движений, а есть лишь однообразие, монотонность движений, индивидуум полагает, что он не находится в движении, а является статикой. Быть статикой означает две вещи: быть мертвым и повиноваться высшей статике. Так что это может означать одновременно «быть мертвым» и
«повиноваться команде “Выживай!”». Эти две вещи могут перепутаться. И они действительно перепутываются у преклиров.
Вы увидите, что статичность бытия мертвым практически неизменно перепутывается у людей со статичностью Бога – до такой степени, что они начинают думать, будто верить в Бога, или думать о нем, или иметь какое бы то ни было отношение к нему – значит быть мертвым. И они впадают из-за этого в апатию. Вы можете разрешить довольно много кейсов апатии, просто отправив их в то время, когда они были маленькими детьми и кто-то в самом деле вдолбил им мысль об этом. Их вогнали в апатию. Я полагаю, это не то, что должна делать религия.
Но суть в том, что у вас есть статика вот здесь и статика вот здесь. У человека они просто сливаются воедино. И он говорит: «Ага, Бог – это смерть, так-так, а насколько неправым я могу быть? Быть мертвым. Следовательно, если я верю в Бога, я неправ, и единственное решение – это быть атеистом и постоянно твердить, что Бога нет». Что ж, отрицать существование чего-то – это значит по крайней мере вступить в общение с этим. Вы можете наблюдать здесь весьма интересное замешательство.
В религии неоднократно осознавали это в прошлом, и они пытаются зажечь религиозную веру, рассуждая о свете и о других вещах. Возьмите, например, Люцифера. Люцифер был богом Европы, пока его не потеснили, поставив на его место другого бога, после чего он стал дьяволом, что означает «маленький бог». Однако культ Люцифера, религия Люцифера пыталась преодолеть эту статику, заявляя, что это движение пламени. В Персии тоже так поступили. И они очень усердно трудились, стремясь дать людям статику, а затем символ, который не является статикой, чтобы люди оказались в такой беспорядочности в связи с религией, что стали бы двигаться и смогли бы бросать монетки на подносы для пожертвований. Ну ладно... Нет, такое в самом деле следует планировать.
Так вот, если вы собираетесь иметь дело со статиками, то вы должны противопоставлять им движения или использовать статику как средство создания движения и затем уделять движению по крайней мере столько же времени, сколько вы уделяете статике.
Возьмите профессоров истории. Все они согласились по поводу той вещи, которую Вольтер назвал «Миссисипи лжи», и здесь нет никакой беспорядочности. Все согласились, что Наполеон сделал то-то и се-то и что Александр Македонский сделал то-то и то-то... я не знаю, что они сделали.
Во время Второй мировой войны, в ходе одного из сражений, я заметил, что первые поступающие доклады были примерно такими: «На левом фланге мы наголову разбиты. Мы наступаем в центре, мы наступаем на правом фланге, но нет, на правом фланге нас очень сильно отбросили назад».
Другой отвечает:
И эти хорошие, надежные доклады поступают отовсюду, и затем сражение заканчивается... по крайней мере, противник отходит, вы больше не отправляете туда войска, с поля боя уносят убитых и раненых, и сражение заканчивается.
Проходят три дня. Командиры полков присылают свои доклады. Эти доклады не соответствуют друг другу и не стоят ломаного гроша. И вот командиры высшего звена собираются, просматривают эти отчеты и решают, что же произошло. Они решают, что же произошло, и это становится историей, которая публикуется в печати и в учебниках истории. Но это не имеет никакого отношения к тому, что произошло на самом деле.
Здесь мы видим усилие упорядочить беспорядочность посредством авторитарного заявления. И дальше под этим – одна сплошная грязь.
Так что вы видите, как кто-нибудь тоскует, говоря: «Я хочу уйти из варьете, купить маленькую птицеферму, поселиться там и спокойно прожить остаток дней».
Что ж, да поможет ему бог, если он обзаведется птицефермой, ведь там недостаточно беспорядочности. Но этот человек использует статичную цель, чтобы противопоставлять ее жизни, в которой слишком много движения. Знаете: «Ваш выход, мистер Смит». «Занавес». «Собирайте чемоданы и отправляйтесь в Огайо». Что-то такое, понимаете? Так что вы получаете много движения... движение, движение, парень мечется во всех направлениях сразу. Его цели не определены, варьете когда-нибудь закроют... он говорит, что не знал о существовании телевидения, и так далее. И вот он говорит: «О, если бы у меня была замечательная статика, замечательная птицеферма!»
Моряк... знаете, моряки – это чертовы глупцы... один моряк говорит:
Что ж, моряки поступали так – или делали что-то подобное – и поселялись в этих местах. Но спустя месяц, два, три или четыре они снова оказывались в море. Почему? Жизнь на кораблях скверная. Море – это скверное место. В этом нет сомнений. Офицеры на кораблях в лучшем случае суровы. И все же вот он, этот парень, снова в море. Странно. В море – как в канзасской прерии – присутствует беспорядочность погоды и настроения, которая никогда не дает вам слишком соскучиться. Вы отправляетесь в прерию или в море – вы не можете точно предсказать, как изменится погода в следующий момент. Что ж, это вносит беспорядочность. Более того, пункты назначения могут перемещаться, и могут происходить всевозможные вещи. Здесь присутствует действие!
Кстати, те, кто стремятся к физическому действию как к отдушине, из жажды беспорядочности, обычно довольно здоровые люди. Но наступает момент, когда они только читают о стремлении к этому. Человек приходит в офис к девяти часам, уходит в пять, приходит в офис к девяти и уходит в пять, приходит в офис к девяти и уходит в пять, день за днем – никакой беспорядочности.
Теперь он мог бы сказать: «Хотел бы я... хотел бы я отправиться в Южные моря, и просидеть остаток жизни на маленьком островке, и ничего не делать, а только есть кокосы» – что-то такое. Это одна реакция. Возможна и другая реакция на ту же самую ситуацию. Ее источник – в статичном существовании. Человек говорит: «Хотел бы я быть мертвым». Никакой разницы, понимаете?
Поэтому рай запросто может быть статикой, местом, где человека ждет бесконечное, невыносимое удовольствие, как в магометанстве, и человеку, находящемуся там, очень легко быть мертвым. Видите, как это получается? Это статика, так что они помещают туда все, что имеет отношение к статике.
Таким образом, в состояние статики можно перейти, повторяя одно и то же действие снова и снова слишком много раз. Это очень интересно. Я уже говорил об этом вчера в связи с обучением и различными другими факторами.
Беспорядочность начинается со статики, и здесь у нас нет интенсивности. Низкая интенсивность может присутствовать в самых разнообразных взаимодействиях, и людям она понравится. Когда интенсивность движения становится высокой... это здесь, ближе к центру, и это инграмма. Так что инграмму создает не движение, а интенсивность движения. Вы понимаете?
Вот стоит какой-то малый, и внезапно бам! – в него попадает пуля, что-то вроде этого. В этот момент он сталкивается со слишком большой беспорядочностью, чтобы это перенести.
Так вот, весь этот разговор о беспорядочности, о хаотичности будет незавершенным, если мы не поймем, что это не что иное как хаотичность, то есть боль.
«Боль» – это хаотичность. Это разновидность хаотичности. У нее есть интенсивность, и она гасит упорядоченное движение. Что угодно, что имеет интенсивность и гасит упорядоченное движение, является болью. Поэтому люди говорят как о душевной боли, так и о физической.
Парень кладет руку на горячую плиту, плита вибрирует с такой-то и такой-то частотой, клетки в его пальцах вибрируют с такой-то и такой-то частотой, он отдергивает руку, поскольку хаотичность плиты нарушила движение в его пальцах. Она ускорила его до нуля или замедлила его до нуля... не имеет значения, как это происходит, вы достигаете нулевой хаотичности, нулевого движения, или статики. Боль
– это всегда потеря упорядоченного движения. Потеря упорядоченного движения – это всегда боль.
Усилие человека держаться за упорядоченное движение заставляет его держаться за боль. Он в самом деле будет держаться за хаотичность, поскольку не хочет, чтобы она исчезла.
Так вот, то, что Жизнь делает с движением в целом, она делает и с болью, поскольку боль – это просто более интенсивное и более хаотичное движение. Первое, что Жизнь делает с болью (я рассказывал вам об этом на днях), – это отбрасывает ее назад и использует в качестве завоеванного, преобразованного усилия. Понимаете, к ней поступает движение, и она тут же его отбрасывает.
Так вот, человек действует очень умело. Он может поместить свой разум где-то тут. Появляется какое-то движение, а он умеет обращаться с машинами и прочими вещами, так что он может изменить направление этого движения. Это один вариант. Что-то появляется и прикасается к нему, и его первое усилие – отклонить или перенаправить это. Первое усилие – поймать это и отбросить. То, что я вам сейчас говорю, очень важно, поскольку в ходе «Процессинга усилия» вы будете искать в первую очередь именно это.
Появляется сильная боль, и первое усилие человека – отбросить ее прочь. Если она проникает глубже – немного глубже, – он чувствует ее немного острее и как бы говорит себе: «Я не могу использовать ее, но я ослаблю ее действие и отброшу прочь». Понимаете, должно быть, в него внедряется слишком много хаотичности, чтобы он мог справиться с ней и отбросить, так что он впускает ее внутрь, ослабляет ее действие и отбрасывает. Но если он ослабит ее действие, это опять-таки позволит ему отбросить ее прочь, понимаете? Избавиться от нее. Отпихнуть плиту, сделать что-то с этим усилием.
Следующий шаг – удержать ее и ослабить в надежде на то, что затем он сможет отбросить ее прочь. Появляется источник боли, и парень говорит: «Ослабни». Он вышибает оттуда движение. Он использует собственное движение, чтобы противостоять этому движению. И разум будет генерировать импульс, направленный на выполнение каждого из этих шагов. И вы сможете найти этот импульс во время «Процессинга усилия».
Теперь допустим, что появляется боль слишком сильная для человека. Он удерживает ее как движение, чтобы ослабить, и она раздавливает его контролирующий центр. В этот момент контролирующий центр говорит: «Меня заменили. Министерство обороны прислало нового генерала» – и как бы покидает область хаотичности, ожидая новых приказов.
Так вот, если имеет место бессознательность, то контролирующий центр оказывается в какой-то небольшой степени замененным. Люди, которые говорят что-то и делают прочие вещи рядом с человеком без сознания, в это время управляют им. Ведь, понимаете, эволюция эпицентров... каждый из эпицентров появился именно таким образом: большое количество этих болей появлялось, раздавливало человека, захватывало власть над ним.
Теперь идет следующий шаг: он пытается удержать эту боль и обнаруживает, что не может ничего сделать, чтобы ослабить ее, поэтому он пытается сам ускориться или замедлиться каким-то образом, чтобы сравняться с ней. Вот причина изменения положения на Шкале тонов: его усилие сравняться с этими контрусилиями.
Кроме того, он может избрать следующий образ действий: он может взять область локальных усилий, взять боль и сказать: «Теперь мы...» Он прервет контакт с областью боли. Появляется боль... бум! И он прерывает контакт с этой областью на то время, пока она содержит боль. Замечательная система, понимаете? Таким образом, человек может прервать контакт со своими коленями. Колени сильно болят, он прерывает контакт с ними, а через них протекает поток крови, и теперь колени отрезаны от линий снабжения и всего остального. Контролирующий центр просто отрицает их существование. Он говорит: «Я по-прежнему ослабляю боль в этой области». И он... поэтому возникает артрит или что-то в этом роде.
И последнее, что делает тело с поступающей к нему болью или вибрацией (эти слова взаимозаменяемы: боль, вибрация, интенсивная хаотичность... поступающая боль): человек видит, что он не может отбросить ее, не может удержать ее и ослабить, не может локализовать эту область... он выполняет эти действия последовательно. Он говорит: «Ну, может быть...» Он не может сравняться с этим, понимаете, немного уменьшить вибрацию этого и немного усилить собственную и таким образом перетерпеть это или же немного усилить вибрацию этого... то есть немного усилить собственную вибрацию, чтобы сколько-нибудь сравняться с этим... он не может сделать ничего из этого. После чего он обнаруживает, что в его собственном организме начинается вибрация той же частоты и хаотичность того же уровня, что и в этой области боли. И это означает сдаться. Следующий шаг вниз – это апатия. И в этот момент можно действительно вводить в действие новый контролирующий центр. Это по-настоящему солидная инграмма. Командный центр вышел из строя, тело сдалось новой скорости движения, оно раздавлено... не может этому сопротивляться. Сразу же после этого опускается по Шкале тонов вера человека в свое усилие контролировать окружение, поскольку он не смог справиться с движением в этом окружении, не смог начать и остановить это движение. Он не смог сделать это, поэтому его тон понижается.
Тон человека понижается вместе с его верой в собственную способность справляться с движением.
Человек должен быть... вы могли бы так сказать... опасным для движений. Тогда любое движение, которое приближается к нему, будет либо использовано, либо тут же отброшено. Вот что значит быть опасным. Человек считает, что у него неплохая уверенность в себе, когда он ощущает себя таким образом. Неважно, какое враждебное движение появится в его окружении, он сможет тут же остановить его, преобразовать его, избавиться от него... он может с ним справиться.
Только когда эти движения захлестнули его несколько раз, командный центр скажет: «Мы питали большие надежды, что эта жизнь будет... что надо, но это, очевидно, не так... придется эволюционировать по направлению к новой форме».
Сейчас я быстро зачитаю эти моменты, а вы сможете проверить свои записи: Первое, что организм делает, – это пытается отбросить движение и задействовать его в качестве завоеванного, преобразованного усилия. Второе – отбросить его назад, ослабив его действие. Третье – удержать его и ослабить, впустить его внутрь, но направить по каналам. Далее – попытаться сравняться с ним, перетерпеть. Пятое – страдать от локализованного действия, позволяя ему уничтожить локализованную область. И шестое – сдаться его частоте вибрации... согласиться с движением контрусилия, что то же самое. Над организмом взяли верх, теперь он эта вещь, и на этом уровне он верит.
Интересно, что действия человека в жизни по отношению к мысли и по отношению к деятельности других располагаются на Шкале тонов подобным же образом.
Когда человек находится довольно высоко на Шкале тонов и кто-то подходит к нему и начинает сплетничать, он бросает это ему обратно прямо в физиономию. Причем иногда он делает это очень весело. Если он очень высоко на Шкале тонов, вы можете сказать ему что угодно, обозвать его как угодно... и в следующий момент вы сядете на пятую точку. Он просто берет и... вжик! Остроумные шуточки или что-то в этом роде... что ж, он ответит в пять раз остроумнее. Опасно болтать всякую ерунду рядом с таким человеком, если вас легко уязвить, поскольку он не особенно заботится о том, что возвращает обратно... что угодно, что поступает к нему, если в этом есть хоть какой-то намек на слишком большую хаотичность... он может справиться с огромной хаотичностью. Помимо этого, такой человек будет помогать и содействовать упорядоченному усилию, у него это хорошо получается. Но если в его окружении появится что угодно, что угрожает ему или может причинить боль – будь то слова или действия, – или если нечто подобное вступит с ним в физический контакт, он справится с ним таким вот образом.
Следующий уровень: человек склонен впадать в антагонизм, гнев. Появляется боль, и – ухх! Только здесь нет какого-то душевного подъема. Он говорит: «Ну, и ты не очень-то крут» – что-то в этом роде.
Следующий шаг вниз по Шкале тонов – это «Терпеть», и это ниже 1,5. Но на уровне терпения – поскольку, пока человек жив, здесь присутствует хаотичность – иногда возрождаются попытки противодействия. И такой человек попытается как бы щелчком отбросить частичку этой боли. Что ж, это скрытая враждебность.
Мы опускаемся немного ниже, и здесь человек просто впадает в горе.
А когда он оказывается на шестом уровне, он сдается частоте вибрации – он в апатии. Сопоставьте диапазон подверженности гипнозу с этим диапазоном. И, что более важно, сопоставьте эмоцию с движением.
Эмоция и движение взаимозависимы. И эмоция – это не более чем скорость и беспорядочность движения. У нее имеется механический аспект, связанный с железами и физической структурой. Имеется и такой аспект, как напряжение мышц или его отсутствие, так что вы могли бы добавить еще пару-тройку столбцов к таблице Шкалы тонов. Один из них – напряжение мышц.
Человек делает вжик! отбрасывая что-то назад. Что ж, это эластичность, его мышцы будут эластичными. Они по-прежнему могут действовать более или менее оптимально.
Следующая точка на шкале – это, конечно, та, где человек слегка ослабляет это и отправляет назад. Знаете, консерватизм? Здесь присутствует немного большее напряжение мышц, чтобы сделать это.
Далее, когда поступающее движение удерживают и ослабляют, мы наблюдаем заболевания, связанные с отложением веществ... 1,5... удерживание, гнев, разрушение. Человек пытается уничтожить движение, и его эмоция, направленная на разрушение этого движения, проявляется как гнев. Напряжение мышц... он просто пресекает это. Мышцы как бы деревенеют. В тоне 1,5 вы никогда не увидите воодушевленного разрушения. Чтобы такой человек расслабил мышцы и пошел нападать на все подряд – не-a. Нет.
Разрушение, производимое в диапазоне 1,5, сопровождается почти полным отвердеванием мышц. Оно осуществляется грубо, неэффективно и так далее, поскольку мышцы не раскрепощены... человек не отпускает даже собственное движение. Если бы вы поняли это, когда были детьми и ввязывались во множество драк, вы бы действительно могли разделывать других под орех. Все, что нужно, – это не злиться самому и очень сильно разозлить противника, и если вы разозлите его достаточно сильно, он даже не сможет больно ударить вас. Ведь если достаточно разозлить его, он застынет. Он просто закоченеет! Он пытается ослабить движение при помощи собственных мышц, так что вы управитесь с человеком из этого диапазона.
На более низком уровне человек сравнивается с движением. И вот это, я понимаю, эластичность! Вы что-то говорите ему, и он быстро с вами соглашается. Здесь нет разумности, нет настоящего АРО.
Вы говорите: «Ежевика красная, когда она зеленая». А он отвечает: «Да, да. Конечно. Вы изумительны».
Вы начинаете вибрировать на частоте «О, мне так грустно». И он скажет: «Мне так грустно».
Иными словами, его движение примет скорость вашего движения. Ведь, понимаете, мысль – это просто опосредованное движение. Мысль формируется за счет более ранних действий.
Таким образом, человека можно низвести наказаниями на тот уровень, где он убежден в одном: в том, что он должен соглашаться. Так он и говорит. Что ж, вот как возникает это убеждение: в жизни человек был вынужден каждый раз вибрировать с той частотой, с которой вибрирует всякое появляющееся движение.
Какой-нибудь парень подходит к человеку в тоне 1,1 и подхватывает психосоматическое заболевание. У того человека есть психосоматическое заболевание. Парень оказывается поблизости от носителя этого психосоматического заболевания в тоне 1,1 и подхватывает его – бац! Он заболевает этим – бамс! – что бы это ни было. Ведь он должен принять ту же эмоцию. Эмоция, движение... Слово «эмоция» обозначает просто способность человека справляться с движением... вот и все.
И если вы хотите поместить кого-то в определенную точку на Шкале тонов – куда угодно, – вам нужно просто направлять ему соответствующее движение. Начните направлять ему движение, которое он вынужден ослаблять, и вы получите 1,5. Направляйте ему движение, с которым ему придется согласиться, и вы получите 1,1. Направляйте ему такое движение, что он будет пытаться локализовать его, как бы отсекая различные части своего тела, и он опустится примерно до 0,8. А если вы устроите так, что, когда к нему поступает движение, он вынужден так же вибрировать в ответ, вы получите 0,5.
Все, что нужно, – это взять маленького ребенка... каждый раз, когда он пытается начать движение, не позволяйте ему это сделать. Заставьте его сдаться! И пока он извивается, удерживайте его. Когда он пытается приложить какое-то усилие, ерзает, хочет высвободиться, что угодно – стисните его, ослабьте это движение тут же. Вы сможете получить тон 0,5 как по заказу, просто делая это. Просто продолжайте в таком духе несколько месяцев. Ребенок хочет пойти туда. О, нет, остановите его. Остановите его. Он по-прежнему пытается пойти сюда – оттащите его обратно. Направляйте ему контрдвижение на каждое движение, которое он пытается совершить, и вы в конце концов доведете его до того, что вам нужно будет лишь сказать: «Прыгай!» – и он прыгнет. Вы доведете его до уровня «нормального».
Вы могли бы довести этого ребенка до 0,4 или до 0,3, просто «отключая» его ударом каждый раз, когда он пытается двинуться. Просто и эффективно. Всего лишь отключайте его ударом каждый раз, когда он делает какое-то движение, которое вам не нравится или которое похоже на свободное движение с его стороны. Он делает движение – нокаутируйте его. Просто. Он окажется в тоне притворной смерти, поскольку вы так часто приближали его к смерти.
Вот все, что представляет собой смерть: человек сдается скорости движения и... все начинает вибрировать в согласии с движением, которое атакует его. Когда у человека начинаются предсмертные судороги, он обычно просто драматизирует прошлую смерть, когда он двигается... его конечности двигались именно так, как они двигаются в предсмертных судорогах сейчас. Вам стоило бы поизучать это как-нибудь, это милая, веселая тема, и, кстати, вы будете изучать это, нравится вам это или нет.
Так вот, есть эмоция. По какой-то случайности эмоция и движение соответствуют друг другу. Это, в общем-то, случайность, что в английском языке эти два слова – emotion (эмоция) и motion (движение) – похожи. Просто счастливая случайность. Но кто-то говорящий по-английски когда-то на траке сказал: «Знаете, эти две вещи чем-то схожи». А в других известных мне языках такого соответствия нет. Но именно здесь содержится ключ к проблеме.
Так вот, если вы хотите выяснить положение человека на Шкале тонов, проверьте состояние его мышц. Их напряжение будет насколько-то сильнее или слабее оптимального, реакция быстрее или медленнее, и это укажет на то, что человек пытается делать с движением.
Вы можете также распознать, где человек застрял, поскольку весь диапазон Шкалы тонов показывает не столько то, что происходит с движением в целом, сколько где, в чем человек застрял. И вы можете распознать, сдался ли он уже движению и в какой точке инграммы он находится, по остаточному напряжению его мышц.
Очевидно, мышечная реакция – это то, что управляет деятельностью желез.
Я примерно год занимался изучением желез и узнал о них несколько очень интересных вещей. Железы не сопротивляются разуму. Они даже не пытаются. Введите парню большую дозу адреналина, что-то вроде этого, и вы получите такую реакцию: нормальный уровень, вы делаете ему инъекцию... только продолжайте делать ему инъекции. Сделайте ему инъекцию здесь, здесь, здесь, здесь... одна и та же доза, одна и та же инъекция. Вводите ему одну и ту же дозу, делайте все эти инъекции регулярно в течение стольких-то дней, и вот как на него будет действовать адреналин: уровень скоро, очень скоро упадет ниже нормального, а затем стабилизируется в соответствии с остаточным мышечным напряжением... выше, ниже, ровно. Так происходит с тестостероном, с эстрогенами, с вытяжкой из гипофиза... полный набор из свиньи Армора. Поразительно. Шансов управлять человеческим существом при помощи вытяжек из желез – не больше чем долететь до Луны на стиральной доске.
Да?
Женский голос: А что происходит, если прекратить инъекции? Получаете ли вы еще одну...
О, если их прекратить... Это ужасно. Вы так можете чуть ли не убить человека. Вы так можете чуть ли не убить его. Если вы вкалываете ему вытяжку из желез, вытяжку из желез... большие дозы, пока состояние не стабилизируется... что он делает, так это уменьшает выделение собственных гормонов из соответствующей железы, а кроме того, он блокирует их потребление и делает прочие подобные вещи. Кстати, от инъекций гормонов очень часто образуется киста. Тело просто отгораживает это вещество стенками... не хочет иметь с ним никакого дела. А потом вы вдруг пток! – и прекращаете инъекции. Бах! Через некоторое время тело постепенно восстанавливается. При помощи вытяжек из желез вы можете делать практически что угодно в течение короткого промежутка времени, очень короткого промежутка.
С железами, очевидно, происходит вот что. Существует две следящие системы. Гипофиз, по-видимому, вырабатывает катализаторы, которые разум выбрасывает в кровь посредством мысли или чего-то вроде этого, и они активизируют ту или иную железу. Другая система – это просто напряжение тела. Напряжение достигает достаточного уровня – и впрыскивается столько-то адреналина. Это, вероятно, настолько просто.
Если второе утверждение верно, можно было бы помассировать область, в которой находится та или иная железа, и усилить выброс гормонов в этой области. Не знаю, пытался ли кто-то сделать это, поскольку можно было бы попытаться вылечить диабетика, просто массируя область поджелудочной железы. Кто знает? Во всяком случае, не врачи.
Как бы там ни было, я хочу, чтобы вы поставили рядом с этим материалом о движении и эмоции пять звездочек. И на то есть веская причина (я расскажу об этом во второй части этой лекции): таким образом вы разбираете на части усилие в инграмме. Ключом к этому, ключом к эмоции человека, ключом ко всему процессу является движение, эмоция и взаимодействие эпицентров. И когда вы усвоите эти три вещи как следует, вы начнете разбирать инграммы на части – проще простого. В действительности это и есть то, на что вы нацеливаетесь, работая с инграммами.
Ладно, давайте сделаем перерыв.