Спасибо.
Тема сегодняшней лекции — Секчек. Сегодня у нас 26-ое октября AD 11. Лучше назвать это AD 11, потому что происходит нечто новое и странное. Некоторые кейсы раскалываются самым отличным образом. Конечно, вам так не кажется, видимо? Как вам кажется, с кейсами что-то происходит?
Аудитория: Да.
Женский голос: Да.
О, вы полагаете, что с кейсами что-то происходит. Это ли не здорово? Это ли не здорово?
Что-то происходит с вашим кейсом? Нет. С вашим кейсом ничего не происходит. Это так?
Аудитория: Да.
Скажите мне правду. Как вам кажется, с вашим кейсом что-либо происходит?
Аудитория: Да!
Отлично. Как вам кажется, с кейсом вашего преклира что-либо происходит?
Аудитория: Да!
Мужской голос: Да.
Состоит ли ваша цель в том, чтобы с кейсами что-то происходило?
Женский голос: Да!
Уверены? Отлично.
О'кей. Я хотел бы поговорить с вами о том, почему-таки с ними ничего не происходит.
Существуют четкие и определенные фундаментальные данные процессинга, которые необходимо пронаблюдать, прежде чем в одитинге будет получен результат. Есть определенные безопасные вещи, которые вы можете проодитировать: вы можете проодитировать концепты, идеи; вы можете проводить Секчеки и вытаскивать оверты, находя случаи, в которых внимание индивидуума приклеено к другому терминалу на траке; вы можете найти цель и терминал преклира и пройти их; вы можете пройти инграммы по линии целей-терминала после долгого прохождения, которое установило, что они находятся на линии целей-терминала. Этим примерно исчерпывается то, что вы можете сделать. Это как раз примерно все, что вы можете сделать с кейсом с достижением успеха.
Если вы попытаетесь сделать что-то другое — например, пройти обобщенный терминал (пройти “мать” на кейсе, в то время как его терминалом является “старьевщик”); если вы попытаетесь заставить его создавать то. Что находится вне его линии целей-терминала; если вы попробуете делать множество других вещей, напрямую связанных с терминалами и прохождением терминалов, которые не являются его терминалами целей; или если вы будете задавать вопрос слишком настырно, так что они превратятся в повторяющиеся и будут снова привлекать его внимание к терминалу, на который ранее оно направлено не было — то вы получите пробуксовку. Его банк начнет твердеть, и он начнет склоняться к расстройствам.
Я дам вам пример. Ваше представление о проблемах этого преклира состоит в том, что у него есть неприятности с отцом. Ну, ваша идея происходит от того факта, что преклир постоянно рассказывает вам о том, что у него постоянно возникают неприятности с отцом. И вы говорите: “Если я просто устраню этого отца, то тогда все будет отлично, и, следовательно, надо нам проходить отца”. “Итак, что ты сделал отцу? Что ты висхолдировал от отца? Что ты сделал отцу? Что ты висхолдировал от отца? Что ты сделал отцу? Что ты висхолдировал от отца? Что ты сделал отцу? Что ты висхолдировал от отца?”
Видите, выглядит как практически правильное действие. Выглядит так, что все это сойдет вам с рук, и все будет просто отлично. Но потом преклир не выздоравливает, и ему это все кажется совершенно другим — все плохо. Понимаете?
Потому что вы говорите: “Отец, отец, отец. Твое внимание на отце? Направь свое внимание на отца. Направь свое внимание на отца. Направь свое внимание — совершенно новое внимание — давай поищем еще что-то, что ты сделал отцу”. Этот парень уже выдал вам все, что он сделал своему отцу, понимаете? “Направь свое внимание на отца. Направь свое внимание на отца. Направь свое внимание на отца”. Конечно, это означает: “Убери свое внимание со своего терминала целей. Убери свое внимание со своего терминала целей”. Это как раз то единственное, чего он не должен делать.
Ни в коем случае он не должен убирать внимание со своего терминала целей. Он знает это. Это как раз то единственное, что известно ему лучше, чем существование воздуха и солнечного света. Но он знает, что там есть этот терминал, “старьевщик”.
Конечно, он знает это настолько хорошо, что он не знает этого совсем. Это погребено полностью, в самых глубоких и мрачных угольных шахтах. Тем не мене это там есть, и это реактивно. Так что мы можем прямо сказать о том, что представляют собой некоторые из тех странностей, на которые мы порой натыкаемся — мы проложили свой маршрут через это; не думаю, что мы просто делали ошибки там и тут, то и дело. У нас в руках было то, что предотвратило какие-либо потери в этом плане.
Однако давайте посмотрим на то, какие ваши действия могли оказаться неправильными. Давайте составим список промахов, которые может допустить одитор: (1) он может нарушить Кодекс Одитора; (2) он плохо знал свою работу; он — (3) он одитировал преклира с вопиющей проблемой настоящего времени; (4) од одитировал преклира, когда тот знал, что не может общаться с одитором — это Положение 16 Кодекса Одитора, в общем-то, выход из двустороннего общения, но это особенно серьезное нарушение. И он мог работать с кейсом при наличии огромных висхолдов, и, конечно, это еще одно нарушение Положения 16. Работать с кейсом при наличии огромных висхолдов, не раскрывая их — это нарушение Кодекса Одитора, потому что преклир не находится в двустороннем общении с одитором. Так что это просто сильный провал. А другой сильный провал состоит в том, что он просто может взять терминал, выбрав его случайным образом, и проходить его до тошнотиков. Это просто жутко неправильно.
Это вы первый раз услышали о том, что это жутко неправильно. В первый мы узнали о том, что это жутко неправильно. До того мы говорили, что нужно делать терминалы посредством оценивания, и делать только это или только то. Эти небольшие оговорки обеспечивали отсутствие больших неприятностей, но сейчас я уже вообще могу вам заявить, что с этим просто не стоит шутить. Просто не стоит работать ни с каким другим терминалом, кроме терминала целей преклира.
Отлично. Но если вы не можете проходить никакие терминалы, кроме терминала целей преклира, то к чему тогда это приводит вас в плане Секчека? Ведь вам приходится выяснять, что он сделал своей матери и чего он ей не делал, что он от нее висхолдировал и так далее. Является ли это прохождением терминала? Нет. Это не прохождение терминала, до тех пор пока вы работаете по Э-метру и задаете вопрос о нем только тогда, когда видите там падение. Потому что на каждом падении Э-метра внимание преклира является застрявшим на этом другом терминале, и это есть нарушение правила о том, что его внимание должно быть направлено только на терминал целей. И каждый раз, когда ваш Э-метр давал падение на вопросе безопасности, вы обнаруживали случай и область трака, в которой индивидуум преступал требование о том, что его “внимание должно быть направлено на терминал целей”. Это основное спасение преклира от гнева господня. Это то, из чего преклир сделан. Его внимание должно быть направлено на терминал целей.
Так что каждый раз, когда вы получаете стук на Э-метре, и говорите: “Ты сделал кому-то что-то? Ты висхолдировал что-то от кого-то?” — вы на самом деле находите стук на Э-метре, вы видите реакцию стрелки; это немедленно говорит вам о том, что его внимание здесь застряло, в нарушение правила о терминале целей. Это только для Секчека. Это не относится к общей теории о том, что означает падение на Э-метре. Но это — нарушение правила о терминале целей.
Так что когда вы видите реакцию стрелки на Э-метре, это — нарушение правила о терминале целей. И если вы оставите его в этом нарушении правила о терминале целей, то вы получите расстроенного преклира. Если вы найдете такое, вы должны это очистить. Вот правило, которое здесь также имеет место.
Это накладывает гигантскую важность, потому что здесь, там, я подбирал кейсы, то и дело, то и дело, то и дело, когда индивидуума оставили с неочищенным висхолдом. И в каждом случае я обнаруживал, что он склонен к сквирлу; что он имеет недобрые мысли; что он недоумевает по тому или иному поводу; что он недоумевает, работает Саентология или нет; и вообще, у него куча неприятностей. На самом деле, он выдумывает всевозможные сплетни, стараясь уменьшить оверты того или иного рода, и потом просто впадает в жуткий штопор.
И это — эмпирическое данное. Это данное, которое я наблюдал в отчетах одиторов, которые приходили из Центральных Организаций, из этого конкретного класса, и их была просто целая куча, целый легион. Они неисчислимы. Это данное было мне вручено постоянным, постоянным, постоянным его наблюдением. Это не то данное, которое вы можете проигнорировать, так же как и я не смог его проигнорировать. Так что я говорю: “Ну, хорошо. Хех — Сюзи Энн учится на Классе II и не знает, что творит, и поэтому упускает парочку Секчеков. Ха-ха-хaха-ха-хa. Ну и что?”.
О, я боюсь, что этому одитору лучше в совершенстве научиться плавать, прежде чем нырять в первый раз в залив Секчек. Это любопытно. Каждый раз, когда студент садится, берет Э-метр и говорит: “Посмотрим, так, это… это ручка тона. Нет, нет, нет, нет, это… это… это… Ага…”, — и все такое. И он робко подает его кому-то и говорит: “Итак, посмотрим”.
В конце концов подходит раздосадованный Инструктор и говорит: “Это — кнопка включения, а это…” — включает прибор.
“О, что это за стрелочка? Гляди, ты его включил, она сместилась! Если подвигать ручкой тона, то стрелка движется. Ха-ха! Ха-ха-ха-ха-хa! Ха-ха-хa! Если подвигать ручкой тона, то стрелка движется. Я понял, что они делают. Когда одитор получает что-то у преклира, он передвигает ручку тона и от этого стрелка смещается. Я понимаю, как работает Э-метр”.
Ему все понятно в течение двух дней, но потом у преклира на самом деле возникает нелестная мысль по поводу того, что он делает, понимаете — у одного из его товарищей-студентов, и стрелка двигается, хотя он не трогает ручку тона. “Сломался”.
И в течение этого времени, к несчастью, хотя он должен практиковаться в чем-то отдаленно напоминающем действия Э-метра и так далее, он задает людям вопросы, и эти вопросы, любой из них, мы можем — потом можно превратить в вопросы Секчека. Но в этот момент он не обладает достаточными знаниями для того, чтобы очистить это. Стрелка передвинулась: что ему делать? Ну, он просто записывает на листе бумаги, который лежит у него под носом: “Стрелка сдвинулась”.
Приходит Инструктор и говорит: “А где Пит?”.
А этот парень только что записал это: “Я не знаю. Он ушел куда-то…”.
И вы отправляете целый эскадрон сотрудников ОХС для того, чтобы они обыскали все окрестности и нашли Пита. К этому моменту он уже успел отдубасить полицейского, сделать то, сделать это, и переспать с женой своего лучшего друга.
Ну, потом они так или иначе все это залатывают, однако все это — непосредственные последствия того, что он упустил вопрос Секчека. Мы не можем проигнорировать этот факт. Происходит именно это. Это происходит везде. Некоторые самые жуткие штуки из тех, что вам доводилось услышать, происходили именно по этой причине.
Девушка в ВЦХ: Они упустили на ней вопрос Секчека. Она выбегает прямо на улицу. Она ходит по всем своим друзьям. Она говорит: “Все, что делают одиторы в этой организации — трахают своих преклиров, и это происходит повсеместно, происходит именно это, это просто ужас, это страх, там происходят всякие жуткие штуки”. И потом эта девушка пошла и написала кучу писем на эту тему, и все это всего за несколько часов. Она работала в поте лица, не в пример многим.
И вы знаете о том, что организации потребовалось около недели, чтобы во всем этом разобраться. Они изловили эту девушку, посадили ее, и у них нашлось достаточно здравого смысл в голове для того, чтобы сообразить, что последний проводившийся с ней процесс остался несглаженным. Вероятно, это и все, что тут можно рассказать.
Так что они заставили ее пройти то последнее, что она проходила, и то был горячий вопрос в Секчеке. И это было что-то связанное со второй динамикой. И одитор просто это проскочил, понимаете, не стал задавать никаких вопросов по этому поводу, и потом как бы закончил сессию, и больше никогда этим не занимался, и бум! Немедленные последствия.
Так что не так страшен черт, как преклир, у кого не вытащили висхолд. Все срабатывает в противоположном направлении. Я не знаю, осознает ли преклир инстинктивно то, что с ним сделали что-то не так, или у него просто что-то реактивируется для того, чтобы он мог скомпенсировать это, или он пытается превратить в ничто этот оверт, превращая в ничто тех людей, которые могли этот оверт получить, так чтобы никто им не поверил, когда оверт на самом деле всплывет, понимаете? Однако не вытащенный оверт обладает мощью. Он обладает настоящей мощью. Он может довести людей до самых диких крайностей, о которых вам только приходилось слышать.
Я полагаю, что крайности преступников основаны просто на гигантском количестве овертов против общества. И оверты и висхолды — оверты, которые становятся висхолдами — потом обретают мощь, которая создает преступника. Дело не в том, что человек покидает путь истинный, понимаете — и потом скрывает это от общества, как это обычно считается. Я думаю, тут совсем другая ситуация.
Я думаю, что именно потому, что индивидуум висхолдирует что-то, там возникает эта сила. Я думаю, что это — источник взрывоопасного топлива реактора. Так, рестимулированный висхолд становится куском динамита с зажженным шнуром. И когда вы спрашиваете преклира о том, есть ли у него висхолд, и потом не получаете его, то вы в принципе делаете нечто равноценное засовыванию динамитной шашки ему в горло и потом подожжению шнура на ней. Вы зажигаете этот шнур и потом говорите: “Ну, у вас ничего нет”. Понимаете? Вот так.
А потом где-то вдали вы слышите: бууу-уу-уу-м-м-ммм! Понимаете? И вы говорите: “Ой, что это? Я к этому не имею никакого отношения. Ха-ха-ха-ха-хa. Я к этому не имею никакого отношения. То есть, ч его одитировал. Я пытался помочь ему. Я сделал все возможное, но он пришел к нам слишком поздно”.
Понимаете, вы можете работать совершенно неряшливо. Вы знаете, что психоаналитики всегда и полностью оправдывают каждый проваленный кейс одной этой фразой: “Он к нам слишком поздно пришел”, — что мне представляется совершенно поразительным. Они и сами в это верят, понимаете? Они верят в это до конца. Парень ходил к нему пять лет, и “он пришел слишком поздно”. Всегда. Я разговаривал с этими ребятами, и они делали такие заявления с совершенно спокойным лицом. Вот, за последний месяц три его пациента покончили с собой. И он говорит вам о этом, с ноткой убежденности в голосе: “О, да, они покончили с собой в прошлом месяце. Да, многие. Ну, вот Бесси. Она пришла ко мне слишком поздно. И потом был Джордж. Если бы он пришел чуть раньше, то я мог бы что-то сделать. И потом была Мехитабель. Совсем, совсем запущенная. Ей следовало заглянуть ко мне гораздо раньше”.
Вы говорите: “И что ты делал с этими пациентами все это время?”.
“Ну как, они ложились на кушетку и разговаривали”.
“Ну, а ты задавал им какие-либо вопросы?”.
“Ну да, конечно. Я спрашивал их о том, что они пережили в раннем детстве”. Рестимулировал все оверты в банке, понимаете?
Дорогие мои, я вам скажу. Вы говорите о тех, кто брал в руки жизни людей, посмотрите на это. Но то же самое происходит везде, где не могут проработать вопрос до конца.
Вот, старая добрая католическая церковь, по поводу которой я поднимаю так много шума то и дело — старая добрая католическая церковь — по причине отсутствия этого данного, о котором мы говорим прямо в эту минуту, сама породила всех этих еретиков, Мартина Лютера и всех остальных. Господи, да все проблемы, которые у них возникли, — они создали все их сами, в кабинках для исповедей.
Приходит человек, который только что валялся в канаве, понимаете, среди объедков, и он только что имел половой акт с собственной сестрой, или что-то типа того. И он царапается в кабинку исповедника, и говорит: “У меня есть что рассказать”.
А священник в этот день не выспался, понимаете? Он говорит: “Да, что, сын мой?”.
И тот говорит: “Ну, я только что сделал кое-что совсем…”. Тут смелость его покидает, как вы постоянно видите это у преклиров. Просто у него не хватает духу сказать это, понимаете? И он тогда говорит: “Ну, я… я слышал одну мерзкую сплетню о мэре”.
И священник говорит: “Да, что это, сын мой?”.
“Ну, я слышал, что мэр спит с женой старейшины собрания, а сам этот старейшина совершил инцест со своей сестрой”.
И священник говорит: “Так, тогда тебе надо восемьдесят девять с половиной “отче наших” и две пригоршни вот того, и давай отруливай”.
И парень говорит: “Ууууу!”.
Проходит какое-то время, и внезапно приходится созывать инквизицию, которая должна выяснить, отчего вокруг столько грехов и по какому поводу все эти наезды на истинную церковь. И все эти наезды на истинную церковь становятся все более и более шумными и обширными.
Кстати, они умудрились большинство этих ребят пожечь. После того как они упустили их висхолды, им пришлось их жечь. Но хотя они и сожгли большинство их, они наупускали висхолдов как раз достаточно для того, чтобы католическая церковь потерпела крах, ибо она больше не является доминирующей церковью на Земле. Ах, да, я забываю, что мы, белые, крайне склонны эгоцентрично фокусироваться на самих себе как на земной расе. Однако на самом деле существует так много самых разнообразных церквей в других местах, которые больше, чем какая-либо известная нам церковь. Однако были времена, когда католическая церковь стояла в одном ряду с некоторыми великими земными церквями, и теперь она там не стоит.
Вот так. Вот вам Мартин Лютер. Вот вам Кальвин. Я уверен, что это произошло прямо там, в кабинке для одитинга: у священника не было Э-метра. Я полагаю, что это довольно показательно и патетично, потому что именно церковь похоронило большую часть культуры, пришедшей к нам из древней Греции и Египта, и так далее. Они загнали ее в катакомбы. На самом деле, они выпустили Аристотеля — просто в средние века внезапно полностью освободили Аристотеля и выпустили его в мир ученых.
Никто и никогда не слышал об Аристотеле и Платоне до этого. Они выпустили Платона для того, чтобы доказать истинность католицизма как религии. Однако знания продолжали появляться, и они как бы закрыли источник знаний, так или иначе. И у них не было Э-метра. Вот к чему все это сводится, по сути.
Так с какой же проблемой вы имеете дело? Вы немедленно видите перед собой еретика. Он не любит вас. Он не любит вашу организацию. Он будет выдумывать всевозможные дикие сказки и ложь о вас и о вашей организации, о том и об этом, по причине наличия упущенного висхолда. И что вы тогда должны делать?
Однако позвольте мне предупредить вас о том, что не стоит идти по стопам наших предшественников в этой ситуации. Топливо сейчас дорогие. Так что даже чисто по экономическим соображениям вам не стоит сжигать каждого, на ком был упущен вопрос Секчека.
Именно к этому вопросу все сводится, понимаете, раньше или позже. Вы поднимаетесь. Вы входите в область серьезной властной позиции на этой планете, и именно к этому все сводится. У вас уже есть средства и способы устранения овертов против групп, удержания групп от развала и предотвращение того, чтобы индивидуальных членов группы рвали на куски. В Секчеке есть все это.
Теперь давайте предположим, что Секчек начинают проводить плохо, и оверты упускаются налево и направо. И тогда тот самый механизм, который предназначен для предотвращения ссор, расстройств и замедление кейсов, и всяких таких штук — тот самый механизм начинает рестимулировать ересь того или иного рода, что в конце концов приводит к провалу группы.
Поэтому то, о чем я говорю — штука непростая. И она представала перед моими глазами столько раз, в стольких папках, со столькими людьми, и случалась так часто, что мы должны прийти к выводу о том, что — не о том, что это неизменно так. Нет причин делать из этого вывод, что это неизменно так, что если у кого-то есть висхолд и этот висхолд не вытаскивают, то после этого человек немедленно впадает в стремление рушить все сущее. Это было бы неоправданное преувеличение, потому что это множество раз происходило безо всяких последствий. И какой-то одитор просто получал это позже, или вообще не получал этого, и кейс застревал. И какой-то директор процессинга или какой-то одитор где-то рано или поздно замечал, что кейс не движется, и принимался за дело с достойным рвением, возвращался и находил этот висхолд.
Единственное, что там при этом происходило — кейс застревал, что само по себе есть достаточно большой оверт, но ничего не случалось с группой или индивидуумами в ней. Но вы можете быть уверены в том, что если это происходит достаточно часто, то рано или поздно последствия будут, и что накапливаясь на протяжении веков, это может прикончить все, что мы стремимся построить.
Это вовсе не какой-то крохотный механизм. Это нечто большое, важное. Вы можете нарушать большую часть Кодекса Одитора, и при этом вы не попадете в сколь-либо ужасно серьезные неприятности — ну, преклир расстроится, кейс застопорится, возникнут разрывы АРО и ощущение несчастности, еще пара таких же штук. Но Положение 18, “Оставаться в двустороннем общении со своим преклиром”, нарушается в тот момент, когда вы видите — вот тик, вот вы к чему-то подошли близко-близко, к горячему висхолду — и не получили его.
Вы задаете вопрос Секчека: “Итак, ты когда-либо кого-либо насиловал?”.
И человек говорит: “Ну, по поводу насильников… на самом деле, я слышал об одном жутком изнасиловании, совершенно жуткое происшествие в Нортумбрии, все такое. Там произошло несколько изнасилований, и это все просто ужасно. Вот на этом и падает стрелка”.
И одитор говорит: “Да, наверное, это было на самом деле ужасно”, — и переходит к следующему вопросу. Как я сказал, он вовсе не обязательно после этого пойдет на поджог. Смешно слышать, что психоаналитики, фрейдисты, работая с клептоманией, делают подобные утверждения.
Это самые обобщенные, всеохватные утверждения, которые вам приходилось слышать в своей жизни. Это что-то типа “Каждый раз, когда клептоману не удается что-нибудь украсть, он сжигает дом”. Я не думаю, что на свете найдется столько домов. Это утверждение взято из учебника. Это прямая цитата. Плохой английский в нем — это не моя вина. “Каждый раз, когда клептоману не удается что-нибудь украсть, он сжигает дом”.
На самом деле такой обобщенности тут нет. То и дело, когда вам не удается получить висхолд, вы запускаете атомную бомбу. Довольно часто это приводит к последствиям для группы, и достаточно часто, гораздо чаще — к последствиям для индивидуума, которые выражаются в застревании его кейса.
Индивидуум при этом проходит через следующий цикл: упущенный одитором оверт рестимулирует необходимость преклира минимизировать тот оверт, который он сделал, опуская то, против чего он был совершен. Таким образом преклир, у которого не получили оверта или висхолда, встает перед ложной необходимостью совершить новый оверт, поверх этого висхолда, против того человека, который пытался его получить. Вы видите этот механизм?
Отлично. Розенкрейцеры пытались получить этот висхолд, и они не смогли это сделать. Это человек потом впадает в “бур-бур-бур” и его висхолд, соответственно, срабатывает против розенкрейцеров. И он немедленно принимается за попытки взорвать розенкрейцеров. Улавливаете суть? У них нет такого механизма, но я просто привожу это как пример.
Если его оверт был направлен против ETU
Эти оверты всегда направлены против тех, кому не удалось получит этот висхолд. Если вы будете это знать, то это, возможно, придаст вам больше намерения никогда не упускать висхолдов, потому что последующие оверты будут непременно направлены против вас. Если вам не удастся снять один висхолд, то на вас и на вашу группу свалится урожай — сомнительной полезности — урожай последующих овертов. И это один из основных принципов ментальной реакции.
Они стараются уменьшить оверт, превращая в ничто тех, кто мог его обнаружить. Они испытали рестимуляцию оверта, и теперь стараются превратить в ничто тех людей, в глазах каждого, так чтобы никто не стал верить этим людям, даже если возникнет подозрение о наличии оверта-висхолда.
У них может быть идея о том — понимаете, до тех пор пока эту штука остается невыявленной, она похожа на динамит. В ту секунду, когда ее вытаскивают, динамит пропадает. На стол падает какая-то маленькая фигня, понимаете? Это очень таинственное действие — все это вытягивание висхолда. Вы лезете в преклира, пытаясь достать этот курящийся вулкан, понимаете, из которого во все стороны хлещет лава, и на склонах которого горят деревни; все разваливается на куски, понимаете, и пар взлетает в небеса из моря. И вы заглядываете в его жерло для того, чтобы достать оттуда этот отвратительный, пышущий неприязнью предмет, и роняете на стол дохлую кильку.
Просто в самом процессе доставания его из жерла и перемещения на середину стола происходит метаморфоза. Там и золы не обнаруживается. Вы замечали это? Чисто вынутый висхолд мутирует из жуткого взрывоопасного предмета, способного разнести весь мир, в дохлую кильку. Просто ничто. Преклир сидит там и смотрит на это. И говорит: “Господи, что это?”.
Он окутан тайной. За этим всегда следует некое “неизвестное”, которое не наносит ему, впрочем, никакого вреда: “Странно, чего это я так переживал по этому поводу”. У него непременно возникает эта реакция. Если вы сами когда-либо проходили через вытягивание значительного висхолда, то вы, вероятно, пережили то же самое, так? Вот вы трудились, пыхтели, волновались, искали, все такое, и потом вдруг: “Это… ммм. ммм… О, ну я попробую — странно. Ну-ка, вдруг мне сойдет с рук, если не сказать им об этом. Ну, на самом деле суть в том, что я никогда реально не… Ну, я скажу им. Хммм. Кхе-кхе. Отлично. У меня все получилось. Отлично! Отлично! Я дергаю свой зуб. Я дергаю свой зуб. Я дергаю свой зуб”.
“В чем тут дело? Нет ничего такого в том, чтобы дернуть свой зуб. Странно, чего это я так волнуюсь о том, чтобы рассказать об этом одитору”.
И когда у вас есть на самом деле нечто большое, и вы сидели на этом в течение долгого времени, вы — вы можете отметить взаимосвязь между этими конкретными наборами реакций. Это — абсолютно мерзкое ощущение возникает как раз перед тем, как вы это выдаете. С вами происходило нечто подобное? С некоторыми. Отлично.
Ну, предположим, это произошло таким образом: “Ну, шшшш. Что касается темы — ты говоришь, у тебя там была реакция на этом. А ты уверен в том, что твой Э-метр работает? А ты уверен в том, что твой Э-метр работает? О, да. О, да. Это — это… О'кей. Ну, мне стало гораздо лучше. Давай перейдем к следующему вопросу. Отлично. Вот хорошо”.
И одитор переходит к следующему вопросу. И вы выходите за дверь, знаете и говорите: “Надо было ему сказать. Нет, я не мог ему сказать. Уррррр”.
Вы приходите вечером домой. Шестеренки начинают вовсю скрипеть, и вы говорите: “Господи, да ведь он просто паршивый одитор. Это просто ужасно. Ужасно. Я помню, что Рон сделал однажды. Посмотрим. Угу. Угу. И я однажды слышал об одиторе, который — который слишком много просил за одитинг, вот. И что, что, что, что, что, что, что?”. непосредственная реакция на значительный висхолд, который был упущен.
И вот этот парень ходит-бродит — на самом деле, он разочарован. Его оставили сидеть посреди не пойми чего. Для него это слишком. Он просто физически ощущает, как у него из ушей начинает идти пар, и никто ничего не предпринимает по тому поводу. Он, в общем, разочарован.
С другой стороны, он также знает, что это штука настолько мощная и настолько энергетическая, что если бы он рассказал об этом, то могли бы возникнуть большие и неприятные последствия. Следовательно, гораздо лучше ничего по этому поводу не говорить, и тогда на самом деле он достигает победы, понимаете, потому что он обошел этот вопрос о том, что он дернул себе зуб — о, да, я не знаю, да мало ли что там могло быть. На него могла напасть Ассоциация Стоматологов, всякие другие неприятные последствия. Могло даже… так что лучше уж так. Так хорошо. Паршивый одитор, в следующий раз буду выбирать внимательнее. И на самом деле, суть-то не в этом…
Но все это происходит просто потому, что висхолд рестимулируется, понимаете? И человек бросается в бой туда и обратно, и его оставляют сидеть под струями пара, на динамите, на вулканической лаве, и так далее, и все это заканчивается тем, что — когда он в конце концов выходит и смотрит на это — в конечном счете… он просто дернул зуб. Дернул зуб. Дернул зуб.
Что ж такого в том, что он его дернул? И когда вы посмотрите на то, как все это работает, вы осознаете, что ели вы прервете работу до того, как все прояснится, то вы оставите преклира с полной головой пара. Конечно, такой преклир будет готов сделать что угодно. Понимаете?
Понимаете, вы также можете встать лицом к тому факту, что в одитинге присутствует риск. В неуспешном одитинге не было никакого риска. Не было никакого риска в очень мягком одитинге. Не было никакого риска в простом прохождении нескольких инграмм, если вам удавалось отыскать их, и так далее. В этом не было никакого особого риска, также как не было особого риска в прохождении концептов — никакого особого замешательства во всем этом. И поэтому оно отлично сходило нам с рук.
А теперь мы перешли к тяжелой артиллерии, мы выкатили батальоны 155-х
Если посмотреть с такого угла зрения, то тогда вы просто бросаетесь из одной крайности в другую. Я не помню, правильная ли это последовательность, однако лучше всего ее выразить следующим образом: отряд новобранцев, которых только что выписали из школы молодого бойца, отправили на корабль, и они все боялись боеприпасов. И вот там стояла главная батарея, а они, конечно, были заряжающими. И они работали с боеприпасами, вставляя их в пушку — в этом состояли их обязанности, понимаете? И они брали вот такой снаряд — вот такого размера, понимаете, с разрывной головкой, который если уронить, понимаете, он сделает этакое м-м-буум! И после этого в ближайших окрестностях станет гораздо просторнее.
И они брали эту штуку, брали ее прямо руками, и передавали ее следующему по цепочке. Когда вы находитесь под перекрестным огнем, понимаете, тут не до аккуратности и не до плавности движений, потому что иначе вас просто раньше прикончат. Все делается наоборот. Их роняют на палубу, они взрываются, и команда пушки развешивается по мачтам в виде тряпочек.
И я пришел к выводу, что им очень долго рассказывали о том, с какой великой аккуратностью надо работать, с какой великой аккуратностью надо работать с боеприпасами. Предполагаю, что им, вероятно, читал лекции парень из Отдела Вооружений, который им объяснял, что “Вот это — разрывные наконечники, и если вы такой вот уроните, хо, то он сделает бахх! И все такое. Так что вы должны всегда быть осторожны, класть боеприпасы в соответствующие ящики, в прорези, нужно аккуратно их помечать и рассортировывать, потому что все это очень опасно. Все это очень опасно. Все это очень опасно. Все это очень опасно”.
И к тому моменту, когда им пришла пора отправиться на корабль, они боялись уже пальцем притронуться к снаряду. Они совсем не были знакомы с ними. У них просто было такое чувство, что все это страшно опасно.
Ну, я это заметил, на тренировке, понимаете, такие вот штуки. Они старались оттренировать совместные действия, и все такое, понимаете. И на тренировке это выглядело как “Ух-хух-хух-хух-хух-хух-хух, ты взял его — ты взял его, Джо, а Джо?! Ха-ха-хa! О, господи, ты его взял, Джо. Отлично. Теперь очень осторожно открой затвор. Только не ударь его головкой обо что-нибудь, бога ради, Джо”.
О, господи, это было ужасно. Так что мне пришлось найти муляжи снарядов. Я спросил помощника по вооружениям, есть ли у него муляжи. И он сказал: “Да, у меня есть несколько холостых снарядов”.
Итак, я построил все эти команды, работавшие с этими пушками главной батареи, построил их кругом на передней палубе. Потом я взял один из этих муляжей, подал им и сказал играть им, перебрасывая его друг другу. Он имел тот же размер и вес, как обычно. И использовался просто для демонстрации того, как надо заряжать орудие. Конечно, они были просто счастливы это делать. Они бросали, ловили его, пинали, и потом дошли до такого состояния, что могли закрутить его таким образом, что он просто сам перелетал два-три метра от одного моряка к другому. Они были просто счастливы поиграть с ним. Конечно, это был просто ненастоящий снаряд, без капсюля, без пороха — пустой.
И они продолжали и продолжали этим заниматься, и я тренировал их на этом в течение двух или трех дней, если я правильно помню. И однажды утром я увидел, что они снова в это играют, и что они отлично проводят при этом время. И я спустился, открыл арсенал, попросил помощника по вооружению подать мне настоящую медную гильзу, заряженную порозом и капсюлем и всеми делами.
И я сказал: “Поехали!”.
И первый парень в линии — они все смотрели на меня как змеи — знаете, как птички, перед которыми внезапно возникла змея или что-то вроде того, понимаете. И я взял первый снаряд и сказал: “Поехали”. И просто швырнул его через открытую палубу, понимаете?
Парень поймал его. “Господи! Уффф-тффф-тффф”.
Через три дня они метали этот настоящий снаряд с боевой головкой на пять метров друг к другу, играя с ним точно также. Однажды к нам приехал офицер-артиллерист, он увидел наше судно, стоявшее у причала, и увидел, как ребята метают этот настоящий снаряд — он проехал мимо и не останавливался, пока не отъехал на пару километров.
Он не мог нами командовать. Он только крикнул нам, что если его кто-то уронит, то это, вероятно, будет последним днем судна “Washington”, которое стояло рядом с нами. А я ему ответил, что мне вообще не нравятся линкоры. Однако он совершенно просмотрел один из основных принципов, который нам теперь отлично знаком: что прежде чем человек сможет легко и просто использовать какой-то опасный предмет, и не иметь с ним несчастных случаев, он должен с ним ознакомиться.
Способ поиметь неприятности с опасным предметом состоит в том, чтобы знать, что это опасно, и не знать, что есть какие-то способы работать с ним. А если вы знаете, что предмет опасен, то это еще не избавляет вас от несчастных случаев с ним.
Действия одитора обретают известность на основании того, что люди вообще сильно нервничают по поводу одитинга и по поводу заглядывания в умы людей, и потому что “все знают”, что нельзя ничего делать с человеческим умом — о, это ведь “все знают”.
Некоторые из ваших друзей — вы говорите: “Я изучаю Саентологию”.
И они говорят: “О, и к чему это имеет отношение?”.
Вы говорите: “О, это имеет отношение к разуму человека”.
И они говорят: “О, да, ты не должен… Не думаю, что тебе стоит баловаться с такими штучками. Это довольно опасные шутки. Тебе не стоит этим увлекаться”.
Почему бы вам в этот момент не указать им на то, что: “Да, вы считаете, что с этим не стоит возиться? А вам не кажется, что в связи с этим возникает куча неприятностей, как раз потому, что с этим не стоит возиться? Вам не кажется, что, наоборот, опасно ничего об этом не знать? Разве у вас нет ума? Есть? Разве вы не имеете никакого отношения к собственному уму?”.
Уххх-ху-хууухх, это приведет его в замешательство, однако этот парень просто похолодеет, если осознает, что каждый раз, когда он решает задачку по арифметике, он именно “возится” с человеческим умом. И в этом направлении у нас возникает вероятность ошибки. Мы склонны говорить людям — склонны говорить людям: “О, да одитинг — это очень просто. Вы не можете допустить в нем ошибки. Там просто нет возможности для ошибок. Нет ничего, что вы могли бы сделать не так, просто вы садитесь, и выполняете определенные… Да ничего особенного. На самом деле вы не можете нанести никакого вреда”. С нашей стороны и со стороны Инструкторов есть такая тенденция — для того чтобы придать студентам уверенности — говорить, что на самом деле вы не можете нанести какой-то большой вред или допустить большую ошибку.
С нашей стороны есть такая тенденция. И это просто усилие, направленное на рестимуляцию смелости, потому что, ха, студенты в Академии и подобные ребята — страшно нервные типы. Они сидят, хватают Э-метры, размышляют по поводу того, не держат ли они в руках водородную бомбу на тридцать мегатонн — если посмотреть на них, то создается такое впечатление. Они даже посмотреть на него не решаются. Стрелка раскачивается, а они даже и не знают, к чему бы все это. Они полагают, что это — опасное оружие.
И тогда мы говорим: “Да нет, оно не опасно, вы не можете никому навредить таким способом, и так далее, и так далее, и так далее”.
На самом деле мы перегнули палку в противоположном направлении. Подобное отношение было совершенно оправданно в 1956, когда мы проводили гигантское количество концепций, что-то типа Процессов Обладательности, НИО, и подобных штук, которые все сохранили свое значение. (Можете добавить к тому списку безопасных процессов в начале лекции объективы, процессы физической вселенной и т.п.)
Однако все эти вещи сохранили свою действенность. С ними вы не попадете в опасность и не снесете никому крыши. Но посмотрите, течение многих, многих, многих, многих лет к данному моменту Ронни был за работой. И я пытался подвести гидравлические домкраты под основное ядро человеческих аберраций до такого уровня, чтобы любой кейс — независимо от одитора — чтобы любой кейс можно было разрешить достаточно легко, в течение какого-то конечного промежутка времени. Сейчас мы можем создавать Клиров, и в некоторых других местах тоже делают Клиров, и так далее. Мы справляемся с задачей создания Клира в течение порядка двух-трех сотен часов, если брать какие-то большие числа. Это конечный период времени. Последний Клир в Австралии стал им за 118 часов. Это конечное время, видите?
Да, но во что нам это обошлось? Какой монетой оплачено это ускорение? Ха-ха-ха-ха! Мы заплатили за это снятием предосторожностей о безопасности, потому что теперь нам приходится работать с теми вещами, которые, если работать неправильно, хотя и не сведут никого с ума, но определенно приведут в подавленное состояние духа. Они определенно создадут хаос. Это не создаст никакого постоянного или продолжительного вреда, однако определенно могут привести человека в ужасную печаль. И это определенно доставит ему заметное неудобство.
И если работать неправильно — сейчас мы уже переходим в области процессинга — если это неправильно — то это сделает кого-то ужасно несчастным, потому что в ваших руках — гидравлические домкраты. Понимаете, все что вам нужно сделать, это просто повернуть немного рычажок на одном из них, и все тридцать тонн давления будут направлены на эту конкретную инграмму. И преклир скажет: “Нет, это не проходит”. Все, что вам нужно для этого сделать — слегка повернуть рычажок еще раз и свалить на него дополнительное давление в тридцать тонн — сместив эту глыбу всего на дюйм. И преклир снова скажет: “Нет, это не проходит”. А вы работаете с технологией, в которой вы, чуть шевельнув пальцем, опустите домкрат еще на дюйм. А что, если ваш домкрат давит не на тот предмет? Не в ту сторону?
У вашего преклира, естественно, возникают большие неудобства, он срывается из сессии, ссорится с вами и приходит в неописуемое возбуждение, и ведет себя как лунатик. Все это кажется ему таким таинственным, понимаете?
Вы сидели там, вели себя вежливо, любезно и по-доброму, ничего плохого не делая. Очевидно, все ваше намерение состояло в том, чтобы ему помочь, но внезапно ему становится чертовски плохо. Что же это? Вы этого не делали, и поэтому он начинает чувствовать себя виноватым каждый раз, и у вас возникают с ним большие проблемы. А он расстроен просто потому, что у него что-то там пошло наперекосяк в его банке — понимаете — из-за чего возникла крупная ошибка.
Не думайте, что в этом случае одитор мог допустить просто какую-то второстепенную ошибку, типа слишком долгого повторения команды. Нет, это должен быть неправильный терминал и неправильная команда, пройденные поверх проблемы настоящего времени и разрыва АРО. Но одитор, благодаря процессам, с которыми он работает и так далее, на самом деле может, несмотря на все это, удержать преклира в сессии и добавить этот дополнительный дюйм на домкрате. И может оказаться, что как раз этого-то делать и не стоило, потому что вся конструкция и без того перекошена. Понимаете, что я имею в виду? Я имею в виду, что вы работаете с гигантской энергией, высоко-высоко искусной технологией. И если эта технология неверна, или если вы допускаете какие-то наиболее очевидные неправильности, которые можно допустить, то вы получите последствия. И последствия эти будут достаточно значительны. Я не хотел бы преуменьшать это, так что я просто выравниваюсь. Ясно?
С одной стороны, можно сказать: “О, одитинг — это так просто, любой может одитировать, и ничего страшного вы не можете сделать с чьим-либо умом, и все такое”. Ну, это правда. Нет ничего, что мы могли бы сделать такого, что привело бы к перманентному повреждению ума, но дорогие мои, вы запросто можете сделать кому-нибудь отвратительную простуду. Вы можете создать ему жуткую боль в животе, множество других вещей, которые для него будут чертовски неудобны. Это все пройдет за три дня, десять дней или пару недель, или около того. Но в этот период ему будет несладко.
И нет никакого смысла говорить: “Нет, вы ничего не можете сделать. Вы не можете этим никому навредить, и ничего не случится такого, что расстроит преклира, и все такое”. Это крайность, это опасная крайность, потому что, строго говоря, это не так.
А с другой стороны, с другой стороны, мы говорим: “Ну вот, одитирование ума — это очень опасно, и на самом деле нет никакого надежного способа обращения с умом человека. Это должен делать только эксперт. Позвоните электрику”, — или что-то такое, примерно как поступают в наше время психиатры. И вы тоже попадаетесь на это и начинаете говорить: “О да, это очень опасно, вы не должны с этим связываться”, — понимаете? Между этими двумя крайностями имеется разумное отношение: “Да, существует гигантское количество вещей, которые можно сделать с человеческим умом, если только не допускать при этом крупных ошибок”.
Итак, ошибки, которые могли бы нанести вред уму человека, все без исключения, попадают в категорию крупных ошибок. Они просто вопиюще большие. Они огромны. Они торчат на фоне программы одитинга как Мраморная Арка
Ошибки одитинга имеют совсем иную величину. Для того чтобы у преклира были плохие результаты, это должна быть просто абсолютно гигантская ошибка! И вы, работая с одиторами, или направляя ВЦХ, или занимаясь еще чем-либо в этой конкретной области, делаете свою работу хорошо только тогда, когда вы перестаете смотреть на веточки, и начинаете фокусировать свое зрение на мраморных арках, которые стоят попрек вашего пути.
Знаете, что тут довольно любопытно? Довольно любопытен тот факт, что люби, направляя одитинг и супервизируя одитинг, получая отчеты об одитинге и отмечая, что кейс плохо продвигается, или что-то такое, всегда склонны копаться в прутиках. Они замечают какие-то крохотные пылинки, и говорят: “Кстати, ты точно уверен в том, что каждый раз даешь ему подтверждение? Знаешь? Ты уверен, что ты даешь хорошие подтверждения? Как твое ТУ 0 во время этого одитинга?”. Понимаете? Мелочи, мелочи.
Конечно, ТУ 0 одитора должно быть отличным, но даже при полном его отсутствии кейс может получать достижения. Это факт! И подтверждение может совершенно отсутствовать. Вы можете говорить, проходя терминал целей или что-то такое: “Как ты помог гуммумбу?” и “Как ты помог гуммумбу?” и “Как ты помог гуммумбу?” и “Как ты помог гуммумбу?” и “Как ты помог гуммумбу?” и “Как ты помог гуммумбу?”. И преклир, скорее всего, даже и не заметит, даете вы ему подтверждение или нет. Вы осознаете это? Настолько ему интересно с этим работать. Он выполняет команду одитинга и все такое. Он этого просто не замечает.
С другой стороны, он настолько интеризирован в высокоскоростные методы, что если вы даете совершенное подтверждение, если ваше ТУ 0 совершенно и все просто отлично, то он этого тоже не замечает. Улавливаете?
Так что все это второстепенно. Это второстепенно. Вы должны владеть своими ТУ, чтобы быть хорошим одитором, и объединенный эффект всех ТУ может быть достаточно интересен. Однако давайте не будет вдаваться в разбор этих прутиков, когда с кейсом что-то идет не так. Знаете ли вы о том, что по большей части вам удастся избежать совершения больших ошибок, понимаете? А большая ошибка — это… А что такое большая ошибка?
Ну, пришел ли одитор на сессию? Вот это была бы большая ошибка одитинга, понимаете? И вы знаете, что направляя одиторов, вам практически никогда не приходится задавать вопросы типа: “А не забыл ли ты включить Э-метр? Работает ли он? Не орал ли ты на преклира?”. Все это — крупные ошибки одитинга, понимаете?
“Проясняя рудименты, ты действительно сделал все до конца?”. Крупная ошибка — это: “Ты когда-нибудь смотришь на стрелку, прочищая рудименты?”. Это, конечно, крупная ошибка одитинга, потому что как, черт побери, можно одитировать и что-то понимать про преклира, если вы никогда не смотрите на Э-метр? И вы будете поражены тем, с скольких случаях имеет место именно такая ошибка одитинга. Обучающийся одитор аккуратно выполняет все действия, но никогда не смотрит на Э-метр. Он задает вопрос и потом смотрит на Э-метр. Он задает вопрос, и потом смотрит на Э-метр. Реакция на приборе возникает в пределах десятой доли секунды, а ему требуется около полусекунды на то, чтобы переместить свой взгляд с вопроса на прибор. Поэтому он пропускает все реакции. И вы знаете о том, что такое происходит прямо здесь, у нас? Это тоже попадает в разряд крупных ошибок одитинга. Это просто непроведение одитинга.
Отлично. Вот вы читаете этот отчет одитинга, все просто отлично, все вроде о'кей во всех местах, и вы просто никак не можете понять, отчего же у этого преклира нет никаких продвижений, и вы спрашиваете: “Итак, ну, вводил ли ты все рудименты?”
“О, да, все рудименты были запущены. Да”.
“Так… ты проходишь терминал целей, по линии? Ты не сделал превышения на оценивании? Все еще получаешь действие ручки тона?”.
“О, да, я получаю действие ручки тона”.
Вы все это проверяете. Все просто отлично, и вы работаете в каком-то там Шапорванске, у вас там есть одиторы, понимаете, у которых не было возможности получить достаточно хорошее обучение, или что-то типа того. Весь кейс превращается в тотальную мистерию, и вы говорите: “Так, господи, наверное, что-то не так в составленной программе или в одитинге”, — и начинаете делать небольшие изменения, говорите, что одитору нужно поработать над своими ТУ, и что вот тут можно изменить команду, и здесь надо сделать то, вот тут это, и тогда все исправится и у на будет прекрасный набор замечательнейших решений.
А подлинная причина может состоять в том, если нам удастся вернуться и проверить се от самого начала до конца, или если нам в руки попадет отснятый фильм этой сессии, то мы обнаружим, что вся сессия шла просто замечательно, кроме того момента, что как раз посредине — потому что посредине сессии они каждый день делают перерыв, и перед тем, как вернуться назад в сессию, одитор проводит преклиру полную программу исправления позвоночника!
Вы скажете, что я шучу, но на самом деле подобные происшествия — подобные происшествия представляют собой наиболее обыкновенные — обыкновенные крупные ошибки одитинга. Они относятся именно к этой категории.
Отлично. Крупная ошибка одитинга. На самом деле при нынешнем уровне технологии вы можете одитировать преклира, который имеет проблему настоящего времени некоторой степени. Вы можете провести с ним одну сессию, и у него будет небольшая проблема настоящего времени, но вы просто ее так по-доброму отфутболите и так или иначе дойдете до конца, и он получит при это небольшую победу. Промахнуться тут практически невозможно. Однако вы не сможете проделать это при отсутствии всех рудиментов. Или вообще не проходя никаких рудиментов. Вы говорите одитору — этому одитору в том тыквоголовом центре, в котором вы работаете: “Ты уверен, что ты запустил все рудименты?”.
“О да, сэр. Я запускаю рудименты как следует. Они все в отличном состоянии”, — и все такое.
Но потом нас вас вдруг падает вдохновение, и вы спрашиваете: “Слушай, а когда ты вводишь рудименты, ты сажаешь своего преклира на Э-метр?”.
И он говорит: “Нет. Никогда!”.
“А откуда же ты узнаешь, что рудименты запустились?”.
“Преклир сам говорит”.
“Каким образом?”.
“Ну, я его спрашиваю: “Все ли рудименты у тебя в порядке?””.
Вам это кажется совершеннейшим, полнейшим идиотизмом. Но знаете ли вы о существовании ошибок одитинга такого порядка? И когда вы супервизируете большое количество одиторов и так далее, у вас всегда найдется некоторое количество таких, которые только что вышли из Академии, довольно зеленых, и всякое такое, и вы просто ломаете голову над тем, отчего в их руках технология не работает. Но применяется ли она?
Крупные ошибки одитинга возникают при применении этой технологии. И именно в этой области вы должны искать, для того чтобы исправить текст.
К этим крупным ошибкам одитинга мы можем добавить и оставление висхолда в рестимуляции. Потому что при этом, я вас уверяю, кейс не достигнет никакого прогресса.
Где-то в мире сейчас у нас идет курс, и на протяжении многих недель, среди всех студентов, им удалось отыскать только одну или две цели. И даже отыскав эту пару целей, они не смогли отыскать для них терминалов. Причем это довольно характерно для некоторых мест.
Целая группа может отправиться в плавание, не находя терминалов, целей, вообще ничего; мы делали то же самое прямо здесь, до тех пор пока я наконец не выловил причину и не понял, что за чертовщина происходит. и я обнаружил, что рудименты были просто в диком состоянии, а одиторы на самом деле впали в состояние игры по отношению к целям. Понимаете? То есть я просто имею в виду следующее: они были в состоянии игры. Они имели такой большой разрыв АРО со своими собственными целями, что, черт побери, они прост и не собирались отыскивать цели у кого-либо другого. Я думаю, что примерно так все и выглядело — что-то типа того. И тогда, исправлением рудиментов и поднятием величины важности сохранения рудиментов, хо, что же получается теперь?
Ну, я просто задал вопрос. Был один студент, который пробыл тут около двух недель с хвостиком — две недели и два дня — и у нас нет его цели и терминала. И я начал задавать вопросы. Что происходит? Потому что сейчас это уже необычно.
Понимаете? Мы уже научились сохранять наши рудименты, прежде чем серьезно приниматься за проработку целей и оценивание терминалов, и научившись этому, хо, мы находим наши цели и терминалы, вот и все дела. А крупная ошибка состояла именно в том, что не вводились рудименты.
Дело было вовсе не в том, что существовала необходимость нахождения хитрый способов поиска целей и терминалов, нам просто надо было посадить этого человека перед собой и действительно задать вопросы о целях и о терминалах, не обесценивать их и никаким образом не увеличивать ту кучу несуразностей, которая возникла. Сохранять рудименты; и тогда мы находили цели и терминалы просто бац-бац! Это было очень просто! И легко. И некоторые из вас, присутствующих здесь, прошли именно через такой невеселый опыт. Это было невесело, так ведь?
Понимаете, светлая и темная стороны этой ситуации были слишком фантастичны для того, чтобы описать это словами. Первый преподанный мной курс — даже непосредственно до этого курса, я находил все цели и терминалы, кажется, просто за несколько дней, не так ли?
Женский голос: Да, это было недолго. Сначала мы проводили Предсессию 38, и потом...
Мы проводили Предсессию 38 и потом трясли все это — 37 или 38, так?
Женский голос: 37 и 38, тоже.
Да, и мы получали их — мы снимали все их ПНВ и висхолды, и бац! Оценивание: ничего сложного, все просто падало вам в руки. Ничего сложного.
Представляется, что та группа, там, далеко от нас, кажется, попала именно в те самые проблемы. И я посылал им телеграммы по поводу того, что надо вводить рудименты, понимаете? “Вводите рудименты”. “Вводите рудименты”. “Вводите рудименты”. Я не знаю, было это услышано или нет, потому что это примерно то же самое, что не смотреть на Э-метр. И я только что получил информацию из этого отделения, что студентов на этом конкретном курсе ставили лицом к Э-метру, который давал реакции, и на вопрос о том, что это была за реакция, они терялись и ничего не могли ответить.
Мы ищем крупную ошибку одитинга, так что я им говорю: “Вводите рудименты”. “Вводите рудименты”. Вероятно, нужно было также сказать: “Покажите им Э-метр и найдите для них ручку тона. Покажите им этот регулятор, который можно крутить туда-сюда”. Всегда потом окажется, что крупная ошибка была связана с чем-то таким, такой вот величины.
Это всегда выходит за рамки вашего воображения, когда вы наталкиваетесь на такие крупные ошибки, особенно работая с большим количеством людей, большим количеством групп одитинга или большим количеством одиторов-сотрудников, и все — все это большое количество студентов — все это демонстрирует только одно: вы просто уверены, что перед вами некий собачий кейс, который просто избегает одитинг, и потом вы стараетесь применить к нему все, что только можно раскопать в самых дальних закоулках технологии, в попытках с ним справиться. И вы находите, что этот кейс не продвигается вперед в течение некоторого времени, потому что “Ну, понимаете, на самом деле у нас по расписанию в 4 часа нужно просматривать пленки, и сессия одитинга тоже назначена на 4 часа, так что, естественно, у нас возможности одитироваться”.
Этот кейс просто не одитируют. То есть это звучит просто по-идиотски, но именно такими идиотскими и такими крупными оказывается большинство таких ошибок.
“О, да, я всегда запускаю рудименты у своего преклира. Да, я всегда их запускаю. Это очень хорошо. Я убеждаюсь в том, что стрелка двигается, когда он говорит мне, что у него есть висхолды. Когда висхолдов у него нет, и стрелка при этом двигается, я понимаю, что теперь можно переходить к обработке следующего рудимента”.
Понимаете, все они такие глупые, невероятные, когда это пропускается. И тогда у вас зачастую возникает соблазн проявить необыкновенную изобретательность в отношении технологии. Это ведь — даже я от этого страдал. Просто возникало такое ощущение, что нужно немедленно создавать какое-то новое решение, и все, другого выхода нет, потому что этот кейс просто застрял, понимаете? И потом обнаруживалось, что он просто не получает одитинга. В 4 часа — просмотр пленок, и кейс должен начать одитироваться тоже в 4 часа, так что эта сессия просто не происходит, однако для того, чтобы просто сообщить об этом, у них духу не хватает. Или что-то дикое вроде этого, понимаете? И это всегда возникает от какой-то фундаментальной ошибки.
Общий знаменатель всего этого — отсутствие одитинга. Это будет та или иная степень этого, и я хотел, чтобы вы знали общий знаменатель. Это некоторая степень отсутствия одитинга: то ли это просто — то ли одитор вообще никогда не сдает отчетов о проведенных сессиях, пропускает какой-то большой раздел одитинга, или не проходит терминал целей преклира, принимает решение о том, что на самом деле сначала нужно справиться с проблемами по поводу “мамы”, и потом начинает в течение долгого времени одитировать по поводу “мамы”. “Мама”, “мама”, еще немного “мамы”, хотя на самом деле мы должны были бы одитировать по поводу “старьевщика”.
И вы получаете ошибки такого характера, хотя на самом деле мне это совсем не хочется произносить, потому что одиторы-сотрудники на самом деле выполняют поразительную работу. Я страшно доверяю одиторам-сотрудникам. Я никогда не видел, чтобы что-то могло их остановить, я никогда не слышал, чтобы они делали что-то, кроме — когда они работали на результат — они просто старались сделать как можно лучшую работу. Поразительное рвение. Главный промах был в том, что я недостаточно ясно выражал словами то, что я от них хотел, так чтобы они это поняли.
Я считаю именно это корнем любого промаха, потому что готовность — никогда не было никакого недостатка в этом. То есть, мы приходим к простоте, и они обретают способности делать это, и все понеслись на крейсерской скорости, и все заработало просто отлично.
Но я наблюдаю самые дикие непонимания при передаче идеи, такие как, например: вы работаете с уровнем — это происходило на самом деле — вы работаете с уровнем до тех пор, пока ручка тона не перестает двигаться, и тогда проводите пере-оценивание следующего уровня [речь идет о работе по Шкале Предобладательности. Позже эта методика была отменена, потому что были созданы Ступени]. И вот каким образом было истолковано это указание для одитинга. Было решено, что надо проходить уровень достаточно долго, до того, пока ручка тона не начнет хорошо двигаться, и тогда нужно оценить следующий уровень Шкалы Предобладательности и проработать его.
Господи! Я могу сказать вам, что если таким образом работать на протяжении четырех или пяти уровней, то весь кейс просто постепенно превратится в вязкое повидло и преклир будет чувствовать себя так, будто он сходит с ума! Для того, чтобы у него прошло это состояние, понадобится 10, 12 дней, да. Преклир будет чувствовать себя так, будто он сходит с ума!
И если вы хотите доодитировать преклира до такого ощущения, что он идиот, то тогда не надо одитировать терминалы по его терминалу целей, нужно просто взять что-то типа обобщенного Шаблона 2, провести с преклиром оценивание — очень тщательное оценивание — и обнаружить действительно живой уровень, такой хороший уровень. Действительно хорошо поищите его уровень, и потом одитируйте, одитируйте, одитируйте, одитируйте его, до тех пор пока ручка тона не начнет хорошо двигаться, понимаете? И тогда просто бросьте его. И потом проведите другое оценивание — проигнорировав факт, что все еще происходит — и найдите другой уровень Шкалы Предобладательности, и пройдите его — не вводите по нему рудименты, а просто — проходите его, проходите его, проходите его, проходите его пожестче, проходите его пожестче, проходите его пожестче, проходите его пожестче, и потом наконец стрелка заморозится, и ручка тона тоже заморозится.
Но настоите на том, что это недостаточно хорошо, понимаете? Что проведенной работы недостаточно — надо поработать чуть дольше. И не вводите никаких рудиментов — никаких завершающих рудиментов, ничего.
И потом снова проведите оценивание, получите другой уровень Шкалы Предобладательности, и просто проходите его до тех пор, пока стрелку не прорвет — просто проходите его до тех пор, пока стрелку не прорвет. Тогда снова пере-оцените, и где-то в этот момент ваш преклир сделает: “Угуммрхх! Что происходит? Все стало зеленеть! У меня такое ощущение, что мои уши завязываются узлом! Ха! Я знал, что нельзя пить так много кофе!”.
У него появилось настоящее ощущение того, что он сходит с ума. Он не сойдет с ума! Через несколько дней это все пройдет, и он просто будет сплевывать каждый раз при виде вас.
Но на самом деле — это в действительности будет непосредственным результатом несглаженных уровней на Шкале Предобладательности. Однако это достаточно крупная ошибка одитинга: каждый раз, когда стрелка начинала хорошо двигаться, каждый раз, когда ручка тона начинала хорошо двигаться, переоценить и взять другой уровень; потом, когда ручка тона начинала хорошо двигаться, переоценить и взять другой уровень; потом, когда ручка тона начинала хорошо двигаться, переоценить и взять другой уровень. Никогда ничего не сглаживать. А при работе по Шкале Предобладательности, конечно, человек чувствует себя так, будто у него крыша съезжает, потому что вы используете самый мощный набор ускорителей, который есть в вашем распоряжении. Речь идет о тридцатитонных гидравлических домкратах! Такие команды просто не могут не перемещать его ум! Понимаете, он может сидеть там и даже сопротивляться выполнению команд, и потом внезапно осознать, что он это делает, понимаете, и Рррррр! Рррррр! Это похоже на вождение судна по океану с рифами, понимаете?
Вы видите, что может произойти? Потому что эта технология вполне способна спихнуть все это под откос, понимаете? Он это сделает, хочешь—не хочешь, и он зайдет в это гораздо дальше, чем вы когда-либо могли себе представить.
Все это отляжет в течение трех-десяти дней, и он почувствует себя замечательно, независимо от того, будет он получать при этом одитинг или нет. Но дело не в этом. Вы привели преклира к крушению, и вы могли заодно сокрушить его линию целей-терминала. Верите ли вы или нет, такое на самом деле случалось в Центральной Организации. Это на самом деле имело место.
Да, мое указание было так истолковано — безо всякой задней мысли — что как только вы получаете некоторое движение стрелки, нужно провести пере-оценивание и взять новый уровень.
Отлично. Крупные ошибки одитинга — вот с чем вы тут имеете дело. Это большие, заметные отклонения. Если посмотреть технически, то перечень их невелик. Одна из них, прямо сейчас, была бы в работе с каким-либо терминалом, кроме терминала целей-обладания. Это мы посчитали бы крупной ошибкой одитинга, потому что это на самом деле превращает все в хаос.
Ведущей ошибкой среди них, с точки зрения мощности или еще худших качеств, является оставление несглаженным вопроса о висхолде. Это — крупная ошибка одитинга. Нам надо поместить это именно в эту категорию, потому что она создает хаос.
Выполнение неправильного оценивания или небрежное, безразличное или некорректное проведение оценивания, непроведение проверки по нему: это было бы крупной ошибкой одитинга. Получение или использование оценивания, которое было проведено поспешно и небрежно, или даже слишком растянуто и небрежно. Просто использование оценивания, в котором вы не уверены: это крупная ошибка одитинга.
Неспособность продолжить Секчек в преклиром, когда его кейс продвигается, потому что, опять же, это наносит достаточно ощутимый вред кейсу — это крупная ошибка одитинга.
Вы об этом уже довольно долго не слышали, так? Но тем не менее, это все присутствует прямо сейчас. Вы понимаете то, что чем быстрее движется кейс, тем больше висхолдов будет появляться в поле зрения? И если не будет проводиться Секчек для их вытаскивания, то этот кейс завяжется в узел в мгновение ока. Так что одитору, работающему по линии, следует помнить о этом аспекте насчет висхолдов, о начальных рудиментах — и висхолд следует оставить в завершающих рудиментах, также. Просто добавить туда еще один момент. Понимаете, добавить туда “Говорил ли ты мне какие-либо полуправды или неправды?”, — и все такое. И также добавить туда висхолды, потому что ваша технология работает слишком быстро, и это даст вам еще одну подмогу. Просто оставьте себе еще одну гарантию успеха.
Я не даю вам новый письменный образец того, как это делается, потому что я все еще переделываю завершающие рудименты. Вы вскоре это увидите. Есть две или три вещи, которые пока остаются под вопросом, и я не вполне еще знаю, что с этим делать, но очень скоро это прояснится, очень скоро. Вот почему я пока не выпустил по этому поводу нового листочка.
И одитор, который проводит обработку терминала целей — он обнаружил его и проводит его обработку — и при этом не уделяет достаточного внимания висхолдам в начальных и завершающих рудиментах, на самом деле виновен в совершении крупной ошибки одитинга, потому что эти висхолды будут появляться просто по причине того, что вы делаете продвижение, и кейс будет продвигаться вперед пропорционально тому, как с него снимаются висхолды.
И он говорит: “Ну, я же снял все висхолды в начале этой недели, и — все было чисто, как волчий зуб. Так что рудименты были в порядке, и в этом конкретном случае не было необходимости уделать какого-то особого внимания висхолдам”. Потом у нас было два дня чудесных и прекрасных достижений, и все проходило просто замечательно, так что, конечно, наступает просто третий день, да? О, совсем не обязательное условие, потому что есть вот эта штука по поводу висхолдов: висхолд, который не вытащен — рестимулирован, но не вытащен — может подарить нам подлинный хаос.
Это “упущенный вопрос Секчека”; он может сотворить с кейсом чертовщину. А прогресс кейса также отмечается прогрессом ответственности, а когда ответственность начинает подниматься, то это выводит в поле зрения больше овертов, чем было доступно прежде на Секчеках.
Вот критерий: продвигается ли кейс? Если кейс продвигается, то это выводит больше овертов; больше висхолдов появляется в поле зрения по мере продвижения кейса.
Теперь я приведу вам пример того, как кейс может не продвигаться. Мы провели Секчек, мы очистили рудименты, мы задаем вопрос типа Предсессии 38 в рудиментах, и “Какой вопрос я вам не должен задавать?”. И мы сделали хорошую работу, и мы очистили все рудименты, и просто провели ему Форму 3 и всякое такое. У нас уже есть его терминал целей; мы переходим к прохождению целей-терминала. И мы работали с ним во вторник, мы работали с ним в среду, мы работали с ним в четверг. Мы не уделяем больше внимания висхолдам, понимаете, и мы — в четверг, чет — что за черт? Все застревает, и все такое. Преклир очень несчастлив, и он склонен сорваться. А в пятницу… о, ну, это сессия разрыва АРО; это все очень расстраивает.
Так что же может быть не так с кейсом? Ну, кейс продвигается — вот что не так с кейсом — а если кейс продвигается, то всплывают висхолды.
Вот каким образом это все должно происходить, если послушать некоторых одиторов. Давайте посмотрим вот на это: вот, вы снимаете все висхолды, все это подчищаете, и работаете с ним в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу. И вы проводите другой Секчек, и вы просто очень осторожничать в отношении висхолдов в пятницу, и вы убеждаетесь в том, что все это отполировано, проведены конечные рудименты, и так далее, и так далее. И вы больше ничего не находите. Больше нет никаких висхолдов, кроме того, что было в понедельник.
И вы говорите: “Господи, я делаю хороший, классный одитинг!”. С полным отсутствием какого бы то ни было продвижения. В наши дни практически невозможно, чтобы такое могло быть, однако теоретически такое могло бы быть.
И если вы не имеете никаких достижений кейса никакого рода, то тогда это произойдет, и кейс не поднимет собственного уровня ответственности. То есть это просто говорит о том, что если к концу такого длинного периода одитинга человек не вспомнит никаких новых висхолдов, то это означает, что не получилось никакого повышения ответственности, раз он не смог найти никаких новых или дополнительных висхолдов. Понимаете?
Крупная ошибка одитинга — это неустранение висхолдов с кейса в процессе работы с ним. Это как раз то, что надо сделать для того, чтобы накрепко прибить его гвоздями к полу. Просто возникнет этакое буммм, и все такое.
То есть висхолды представляют собой отличный критерий продвижений кейса. Возможно, вы можете провести коротенький Секчек и протрясти кейс, как следует, к концу небольшого периода одитинга, и прояснить, побеждает кейс или нет. Вы проводите короткий Секчек в начале, потом вы некоторое время его одитируете, и проводите точно тот же самый Секчек в конце, и если он ничего нового не вспомнил — кейс не продвинулся. Гораздо более надежный показатель, чем график способностей. График надежен, да, но это скажет вам правду прямо и непосредственно.
Да, потому что, во-первых, помните о том, что висхолды не исчерпываются только этой жизнью. Что произойдет, если вы начнете открывать полный трак? Как вы думаете, есть у людей висхолды на полном траке? То есть вы хотите сказать, что они — что они прожили все эти жизни вплоть до настоящего момента, и так далее, и при этом не имели ни одного висхолда, на всем их протяжении? Они просто умирали естественной смертью и по природным причинам, понимаете, и все просто катилось по накатанному. Но эта жизнь радикально отличается; в этой они умудрились заиметь пару висхолдов.
Ну, вы начнете открывать трак, и вы, честно говоря, увидите это при проведении этого Процесса Групповых Терминалов. И этот индивидуум внезапно осознает, что он имел висхолд от определенной группы. Уфф! Он не рассказал им этого!
И потом наконец до него доходит, в конце этого прохождения: “Ты знаешь, что я уже больше не в той группе? И это равнозначно тому факту, что я на самом деле висхолдирую свое тело и свою бытийность от этой конкретной группы. Да! У меня есть висхолд от той группы”.
И он распознает с великой ясностью, что он больше не в той группе, и, следовательно, он висхолдирует себя от этой группы. Он распознает такие вещи, хотя до этого ничего такого ему в голову не приходило.
“О да, там было маркабское правительство, и оно было, и оно до сих пор есть! Да, я раз был его частью, и оно до сих пор есть. Нет, у меня на них ничего нет. Никакого висхолда. Нет. Я не сделал ничего такого, что могло бы им не понравиться. Даже смешно, почему ты меня об этом спрашиваешь, потому что на самом деле я никогда ничего им не делал, понимаешь, такого, что бы им не понравилось. Никогда, никогда, никогда ничего такого я не делал. У них отлично идут дела, понимаете, у меня с ними отличные отношения, и в этом нет ничего такого, понимаете; и это все на самом деле слегка воображаемое, и это не имеет ко мне никакого особого отношения, в любом случае”.
Но потом, когда вы некоторое время поработали на процессе, хо, вы возвращаетесь к тому же самому, и он говорит: “Ну, маркабское правительство — это ээээульпт!”.
И вы говорите: “Что?”.
А он: “Уфф! Ну, в последний раз, когда я туда заходил, они держали ордер на мой арест. Ха-ха-хa, ха-ха! Я больше туда не собираюсь”.
И каждый раз, когда вы натыкаетесь на одно из этих “Я туда больше не вернусь. Я больше туда не пойду. Нет, я не хочу больше быть членом этой группы! Не-е-е-ет! Что? вступить в эту церковь? О, нет! Ни при каких обстоятельствах! Это глупо! Я имею в виду, я не хочу иметь с ними вообще ничего общего, понимаешь, да, рррхх!”, — и так далее. “Конечно, я совершенно спокоен в отношении этого”.
“Есть ли висхолды по этому поводу?”.
“О, нет, у меня нет никаких висхолдов! Чего это ты вдруг задаешь такой вопрос?… о, подожди минуту… Ха-ха-ха-ха! У нас однажды был казначей, который ограбил кассу, и украл из нее всю наличность, что в ней была. Я знал, что это произошло, но группа была в ярости по этому поводу”.
И потом мы проходим через это, смешиваем — и через несколько вопросов, может, в следующей сессии, внезапно преклир возвращается к этой группе, церкви, и говорит заговорщическим голосом: “Ты помнишь, как я рассказал тебе о том казначее, что растратил деньги? Ха-ха-хa. Это был я!”.
Что это за явление? Дело не в том, что он поначалу этого не вспомнил. Дело в том, что это превосходило его уровень ответственности. А если его ответственность повысится, то он окончательно вспоминает эту ситуацию более ясно, и берет ответственность за свой собственный оверт.
Так что на самом деле количество овертов и висхолдов, которые будут заново появляться в кейсе, не имеет особого отношения к тому, насколько криминален тот человек. У каждого есть множество висхолдов. Вы можете просто предполагать из общих соображений, что у каждого человека имеется множество висхолдов.
Вопрос только в том, сколько их доступно в настоящий момент времени. Сколько из них можно вытащить, и о скольких он будет готов рассказать в каждый данный момент? Вот это как раз прямо пропорционально количеству ответственности, которой обладает этот кейс.
А сейчас я дам вам совершенно новый способ осмысления этого: у каждого имеется n висхолдов. Допустим, у каждого имеется n-ное количество висхолдов. Это довольно близкое к истине утверждение, понимаете? Это некоторое конечное количество висхолдов, что-то типа 800 миллиардов или типа того — и оно может быть одинаковым для всех. Люди вовсе необязательно отличаются друг от друга. То есть я хочу сказать, что эту величину можно считать более или менее постоянной, у каждого, до того, как он начал получать одитинг.
Отлично. А что же тогда отличается? Отличается тут степень ответственности, которую индивидуум готов взять на себя за свои висхолды. Вот перед вами сидит преступник. И он говорит: “Да, я грабил, я — делал то и делал это, и еще… да, да, я убивал младенцев и все такое. И однажды я убил собственную жену и детей и покинул дом”, — и все такое. И на Э-метре ни дуновения.
Его ответственность опустилась до такого уровня, что это даже не становится висхолдами. Отлично, у него есть некоторое продвижение в одитинге, и он обнаруживает, что во всем все это преступном попурри, однажды, когда он стоял около банка, то перевернул ногой мертвого охранника. И это был оверт. Это был настоящий висхолд. И он этого раньше не вспоминал, но теперь говорит вам об этом. И он чувствует при этом какой-то дискомфорт, и он рад, что представился случай снять этот груз с души.
Потом мы продолжаем, одитируем его еще немного, и обнаруживаем, что — через одну-две сессии — что возникают и происходят другие вещи, и все такое. И он говорит вам: “О, уффф, я только что осознал, что меня до сих пор разыскивают в Чикаго”, — хотя это было пару жизней назад. “Помнишь того охранника из банка, которого я переворачивал ногой? На самом деле, я его застрелил”.
Вы говорите: “Отлично”.
Через несколько сессий, вы с чем-то работаете, вы снимаете висхолды, все идет замечательно. И преступник снова приходит к этому моменту и говорит: “Помнишь того охранника, я рассказывал, которого я застрелил? Ну, на самом деле, я застрелил его, когда он стоял спиной ко мне с поднятыми руками. Я потом в газетах прочитал, что он был единственным кормильцем своей семьи — жены, детей и двух престарелых родителей”.
И вы говорите? “Ну, ясно. Хорошо. Отлично”. И он рад снять этот груз со своей души.
И потом вы одитируете его немного, и он позже снова приходит к этому, и в этот момент он как раз расщелкивает линию овертов, и все такое. И он говорит: “Знаешь что? Тот банк, я говорил, что я ограбил в Чикаго. Я был просто гад, ничтожество. На самом деле я был главарем этой банды. Ха-ха-ха-ха. Ха-ха-ха-ха. Приходится признаться, так и было, и мы специализировались исключительно на ограблении банков, и это мы создали панику 1929 года. Да. Ах-ха. Противно говорить тебе об этом. Но это так. Это так, понимаешь?”.
Улавливаете? Отличный образец подобного явления выдал мне однажды один парень — то есть преклир, я хочу сказать, очень знаменитый человек. Я не буду особенно рассказывать об этом кейсе, но он сказал: “У нас однажды был такой план. И этот план… Ну”, — сказал он, — “просто мы собрались с ребятами, запихали народ в ледяные кубы, и избавлялись от них всех — и ты знаешь, хе-хе, просто — просто ничего. В общем-то, ничего особенного при этом мы не думали. Ничего особенного не происходило, мы просто подумали, что это было бы здорово, да, можно было бы так поразвлечься. И потом — позже, я осознал, что это было плохо, да, мы заморозили их в кубы, и сбросили в океан на другой планете, вот и все”.
Ну, при дальнейшем задавании вопросов выясняется, что план там все-таки был, были причина, по которой они все это проделали, и все такое, и это продолжалось вот в такой темпе, постепенно, все такое. И потом обнаруживалось, что мы говорили именно с тем, кто придумал этот план, и выполнил этот план, и направлял его осуществление, которое было связано и имплантированием всех планет в этой области вселенной.
Это был просто слишком большой оверт, понимаете? И все началось просто с того, что “собрались мы с ребятами, и подумали, что кое-кто себя начал плохо вести, и что люди ничтожны и плохи, но ничего плохого у нас в мыслях не было, понимаешь? И мы засунули их всех в холодильники, отвезли их туда и сбросили в океан. Ха-ха-ха! Классная шутка, да?”.
Вы улавливаете различие масштабов по мере того, как он продвигается. Конечно, вам не известно заранее, какая серия висхолдов разовьется во что-то большое, а что останется мелким.
Единственная опасность тут состоит в непрочищении вопроса, к которому вы пришли по пути. Это как раз один из типов самых крупных ошибок одитинга, и это гигантская ошибка. Если индивидуум сидит перед вами и “бур-бур-бур, бур-бур-бур, бур-бур-бур”, то вы на самом деле рушите его кейс, потому что позволяете ему сидеть там и уменьшать оверт, уменьшать оверт, уменьшать оверт, уменьшать оверт, уменьшать оверт. А вы должны осознавать, что он пытается сделать. Он пытается сказать вам: “У меня есть висхолд!”.
Но вы никогда не говорите: “Да, да, но что ты сделал типа этого, что как-то заставило тебя почувствовать себя таким образом, ты сам?”.
И это парень говорит: “Ничего!”, — и стрелка звенит о штырек. И потом вы обнаруживаете, что “ну, на самом-то деле… ”. и на этот раз происходит что-то совершенно другое. И на этот раз оно прочищается! И кейс начинает становиться Клиром.
Но работая с тем, что другие сделали преклиру, понимаете, получая мотиваторы, и делая такие вот штуки, вы на самом деле только ухудшаете кейс.
Единственное, что вам нужно — это что делает этот преклир, и что он сделал.
И это подпадает под класс этих тяжких преступлений — оставить несглаженным вопрос Секчека. Это может нанести больший вред, чем какое либо другое действие; это совершенно очевидно при прямом изучении историй кейсов, которые сейчас у меня непосредственно под руками.
Так что примите это близко к сердцу, и поймите, что это нельзя делать никогда. Прежде чем оставлять это, убедитесь, что это сглажено. И потом не думайте, что чуть позже — когда человек получил гораздо больше одитинга — если что-то оказывается несглаженным сейчас, то оно было таким в момент его возникновения — это не так. Просто в ответна тот же вопрос поднялась целая новая серия висхолдов, и вы понимаете, о чем идет речь.
О'кей?
Голоса в аудитории: Да. Мм-угу.
Ну, это пригодится вам в одитинге?
Голоса в аудитории: Да, сэр!
Отлично. Спасибо.
Аудитория: Спасибо.