Спасибо.бы?
У нас уже начался конгресс? Хорошо.
Я думаю, что вы, наверное, хотели бы услышать лекцию о клировании. Хотели
Хорошо. Хорошо.
Так получилось, что об этом предмете под названием «клирование» люди ужеслышали раньше. Вы читали об этом на протяжении нескольких лет. И, вероятно, около года назад вы потеряли надежду на то, что когда-нибудь это будет происходить. И вы подумали: «Что ж, это всего лишь очередная уловка Рона, понимаете, он пытается поддержать в нас энтузиазм и так далее. Он рассказывал нам об этом таинственном состоянии. И нет никаких причин продолжать этим заниматься, потому что это, наверное, никогда не произойдет».
Прямо сейчас это происходит. Я признаю, что это сопровождается некоторой хаотичностью. Но это происходит, и это факт.
Вот в чем состоит основная разница, если говорить о клирах. Первые клиры были получены в 1947 году, и затем я пытался научить других людей делать это. И я сумел добиться этого очень быстро – за десять лет. Это заняло лишь десять лет, что весьма неплохо.
Так случилось, что для клирования требуется мастерство в одитинге, которое редко достигается за две-три недели обучения. На самом деле от одитора требуется один-два года напряженной работы, чтобы достичь того мастерства, которое дает обучение, и прямо в новом плане обучения говорится, что мы не гарантируем, что кто угодно сможет клировать. О, человек сможет исцелять болезни и делать подобные вещи, но он не сможет клировать, если обучался менее двух лет.
Клирование зависело от мастерства в одитинге, и это было единственным настоящим барьером!
Когда я попытался передать первым одиторам, которых я обучал, мастерство клирования, я обнаружил, что это ненадежное дело. И в действительности мне пришлось в той или иной степени улучшить весь предмет, чтобы научить людей одитировать, научить их улаживать кейсы в плохом состоянии, исцелять людей, которые раньше не были здоровыми, делать великое множество разных вещей и работать с огромным количеством явлений, происходящих в разуме. И одиторы могли делать все это довольно-таки хорошо. Но этого было недостаточно, этого было недостаточно.
Это правда, что человек может обучиться на одитора, который будет в состоянии избавить кого-то от болезни, мучившей его всю жизнь, или делать что-то в этом роде, и все же он не будет достаточно умелым, чтобы отклировать кого-то! Это уровень намного выше.Ведь в тот самый момент, когда вы начинаете шутить шутки с клированием, вы сталкиваетесь с такими проблемами, с которыми вам не приходится иметь дело, когда вы просто заставляете человека выживать. Люди становятся очень чувствительными, когда вы начинаете забавляться с инцидентами «рок»! Присутствие разрывов АРО требует совершенно невероятного мастерства! И, как обычно, мы совершаем нечто невероятное.
Тренировочные упражнения, которые у нас есть, должны выполняться безупречно! Они должны быть превосходно отточены, чтобы можно было избегать этих разрывов АРО и продвигать кейсы по направлению к состоянию клир. Так вот, это факт, который имеет отношение к клированию сегодня. Дело в одиторском мастерстве.
У нас есть ТУ, эти упражнения. У нас есть прочие вещи. Сегодня у нас есть методы обучения, которые сами по себе, если сравнить их с клированием, так же важны, как и техники клирования. Это стоит знать, не так ли?
Здесь существует целая технология под названием «образование, поднимающее на уровень бытия одитором», которая сопоставима вот с этим: «клирование, техники, которые для него требуются».
Так вот, вы можете дать кому-нибудь какую-то технику и сказать: «Что ж, ты просто проводишь это в течение достаточного количества часов, и в результате кто-то станет клиром». Нет, нет! Кому вы дали эту технику? Вот интереснейший вопрос: кому?
Самое странное здесь то, что вы можете посадить рядом двух одиторов, которые будут одитировать более-менее похожие кейсы, и дать одному из них, менее умелому, процесс А, и второму, очень умелому, тоже дать процесс А. Кейс в руках первого одитора испытает небольшое улучшение, он почувствует себя лучше, вот только он будет сомневаться, не произошло ли это из-за бромосельтцера или из-за чего-то еще, принятого перед сессией. А кейс, который одитировал второй одитор, станет клиром.
Так что же это значит?
Что ж, дело здесь не в каком-то чрезвычайном чутье. И не в черной магии. И не в том, сколько лучей вы запускаете в череп преклира. Это не имеет никакого отношения к делу. Но вот это имеет некоторое отношение к делу: насколько хорошо одитор может ввести преклира в сессию и насколько безукоризненно он может удерживать его в сессии? И это имеет самое непосредственное отношение к делу.
Так вот, вы должны знать, что по сравнению с техникой, которая позволяет отклировать человека, атомная бомба покажется отсыревшей шутихой. Вы применяете эту технику, которая позволяет отклировать человека, к какому-нибудь кейсу и не оказываете этому кейсу всей необходимой помощи, чтобы поддержать его взлет, и кейс как бы взлетает на воздух! Вы понимаете?
Поэтому в настоящее время мы не можем сказать: «Все, что нужно сделать, это прочитать вот эту короткую брошюрку, прочитать ее по диагонали, взять какую-нибудь ее часть, выловить кого-нибудь на улице, добиться, чтобы он сидел смирно в течение нескольких минут, и у нас получится клир». Мы не можем так сказать. Поскольку это будет неправдой.
Люди, когда они начинают двигаться по направлению к клиру, находят дополнительные причины, по которым они не могут достичь этого состояния. И у слова «клир» имеется такое количество разных значений для такого количества разных людей, что здесь требуется очень умелая, тонкая работа в одитинге.
И если вы начинаете работать с кейсом по одной из этих техник, позволяющих отклировать человека, и применяете ее плохо, то все, что вы получите в результате, – это многочисленные разрывы АРО с кейсом. Интересно, не правда ли?
Психоаналитики прежних времен постоянно сталкивались с этим явлением. Они говорили: «Как раз в тот момент, когда вы начинаете добиваться выздоровления пациента, он решает не выздоравливать, и, следовательно, на самом деле вы ничего не можете сделать для людей, но вы просто пытаетесь». Это и есть та причина, по которой они так говорили.
Когда психоаналитик начинает подбираться к какой-то ужасно горячей кнопке, кейс становится достаточно нестабильным в эмоциональном плане, так что в этот момент любое неправильное действие со стороны психоаналитика приводит к разрыву АРО, из-за которого кейс выходит из сессии. И в свете того факта, что в обучении психоаналитика отсутствовали некоторые незначительные элементы... ему недоставало нескольких элементов, вроде Кодекса одитора, ТУ 0, ТУ 1, ТУ 2, ТУ 3, ТУ 4, ТУ 5, ТУ 6, ТУ 7, ТУ 8 и ТУ 9! И психоаналитик никогда не делал ничего подобного; это просто чудо, что он вообще добивался успеха на начальных этапах. Но именно это и происходило в психоанализе, когда какая-нибудь из методик Фрейда начинала проникать вглубь кейса. Кейс сбегал с сессии. Кейс приходил в гнев. Кейс решал не выздоравливать. Понимаете? Вы видите, как просто это могло произойти?
И в этот момент вы могли решить, что это неправильная техника, что это неправильный вопрос. Что ж, возможно, в некоторых случаях вопрос был правильным.
Вы могли устремиться к тому, чтобы избавить человека от какой-то существенной неправильности, и сделать с кейсом что-то лишь чуточку неправильное, и – бум! Человек больше не хотел получать ни одитинг, ни психоанализ, ничего.
Следовательно, требуется мастерство, чтобы клировать людей, поскольку вы на самом деле выводите человека из безопасного, надежного аберрированного состояния и приводите его в неизвестное состояние счастья. И это большой скачок!
В конце концов, этот человек очень надежно аберрирован. Я думаю, что, должно быть, со времен Эскулапа психоаналитики, шаманы, жрецы и жрицы вуду, психиатры и мясники из лавки на углу одинаково верили в то, что люди любят свои аберрации и что люди добились какого-то прогресса просто из-за того, что были сумасшедшими.
И вы видите, как эта мысль красной питью проходит через большинство трудов по психологии, психиатрии и психоанализу, написанных в последнем столетии.
Между прочим, хочу просто мимоходом сказать, что меня иногда обвиняют, будто я критичен по отношению к этим предметам. Это несправедливо. Я не критичен по отношению к этим предметам. Я на них зол, как черт.
Известно ли вам, что все эти три предмета являются продуктом прошлого столетия? Знали ли вы, что психология в том виде, в каком она существует сегодня, была разработана в 1879 году профессором Вундтом в Лейпциге, в Германии, и что идея фрейдовского психоанализа впервые появилась до 1894 года, а объявили о его создании в 1894 году? А история психиатрии уходит в прошлое так же далеко, как и доступные нам источники по истории России?
Интересно то, что все это уже очень старо. Все это идеи вчерашнего дня. И они плохо вписываются в систему взглядов современного общества, поскольку это общество является более просвещенным, чем то, в котором разрабатывались все эти предметы. И это – равно как и все остальное – является причиной, по которой они изжили себя. Сегодня люди более образованны.
Эти ребята, когда терпят неудачу, склонны обвинять в этом всех остальных, включая нас, в то время как на самом деле они терпят неудачу потому, что не развивались. Они не развивались и не росли. Их численность такая же, как и в те дни, когда они появились. Этого нельзя сказать о Саентологии. Думаю, вы согласитесь, что у нас произошло несколько изменений.
Однако в данный момент нет нужды испытывать головокружение от этих изменений. Мы являемся продуктом середины двадцатого столетия, мы появились более чем на пятьдесят лет позднее любой имеющейся разработки в области психотерапии, и мы на полвека опережаем все это.
Следовательно, тот факт, что мы делаем нечто другое, не должен вызывать изумления, поскольку в глубине души я уверен, что мы извлекли пользу из тех печальных уроков, которые преподала всем психотерапия прошлого столетия. Мы были бы глупцами, если бы это нас ничему не научило.
Психоаналитик сидит напротив пациента и оценивает, оценивает, оценивает. Он... типичный сеанс психоанализа, понимаете: человек сидит там и... он пациент, понимаете... он сидит там, и психоаналитик говорит:
И пациент отвечает:
Психоаналитик говорит:
И...
Так вот, все дело в том, что вы испытывали зависть! Именно так! Вы завидовали! И, э... вот к какому заключению мы приходим: вы страдаете от... от комплекса Эдипа– Электры на почве зарослекустарничества. Теперь мы со всем разобрались.
Кстати говоря, что там было между вами и Мэгги?– Ну, я залез в эти заросли и нашел там маленькую мышку, и Мэгги убежала со всех ног.
Если бы вы послушали психоаналитика за работой, вы бы изумились, как, черт побери, он вообще может чего-то добиваться в работе с кем-либо – если он чего-то добивается. Ведь он оценивает, оценивает, оценивает. Он говорит человеку, что с ним не так, прежде чем у того появится шанс открыть рот.
И произведя оценку... когда человек говорит: «Я знаю, что со мной не так. Каждый день меня бил отец. И каждый раз, когда он меня бил, он называл меня вонючкой. И теперь девушки со мной не ходят, сколько бы я ни мылся мылом "Лайфбои"». А психоаналитик отвечает: «Нет, не это с вами не в порядке. Этот запах оттого, что вы завидуете своей матери». Вы не можете быть правы.
Так вот, в общем и целом, это разрыв АРО. И человек, с которым это проделывают, страдает от состояния «не в сессии». Он говорит: «Я больше не хочу быть здесь. На самом деле я хочу мои деньги обратно. Сейчас мной владеет побуждение быть где-то еще».
Вам даже не нужно заходить так далеко, когда вы начинаете клировать кого-то и обесцениваете или оцениваете. Вы клируете кого-нибудь, он подбирается очень близко к «року», он приближается к нему, как очень маленькая девочка к пруду с очень холодной, ледяной водой, понимаете? Очень осторожно. Очень осторожно. И в этот момент вы говорите: «Гм».
И преклир думает: «Он смеется надо мной. Я его ненавижу!»
И он тут же возьмет всю неуверенность, которую он испытывал по отношению к этому инциденту, и выплеснет ее прямо на одитора... бух! Это «гм» для него было слишком. Теперь он не в сессии и испытывает сильное стремление быть где-то еще. Вот что происходит. Это обесценивание. Хе!
Так вот, оценка может быть такой же незначительной, как «Ага».
«Так, – думает преклир, – значит, он говорит мне: "Это оно". – Понимаете? – Он сказал: "Ага". Он навязывает мне это озарение, он говорит мне: "Это оно", и теперь я испытываю огромное желание быть где-то еще». Он выходит из сессии.
Искусство удерживать человека в сессии, в то время как вы толкаете его по направлению к той штуке, к которой он не осмеливался приблизиться на протяжении семидесяти шести триллионов лет... Кстати, тем, кто не верит в прошлые жизни, не обязательно верить в прошлые жизни, вы это понимаете. Вам вовсе не обязательно принимать это за чистую монету.
Если вы родились, живете лишь одну жизнь и очень счастливы по этому поводу, и если вы собираетесь сыграть в ящик и очень довольны этим, во что бы то ни стало продолжайте в это верить, но не получайте одитинг! Ну, как бы там ни было...
Итак, вот он, этот парень... в течение семидесяти шести триллионов лет он никогда не осмеливался даже краешком глаза посмотреть на эту штуку. И одитор говорит... И та аккуратность и непринужденность, с которой он должен поворачивать голову преклира, чтобы тот посмотрел на эту штуку, должны быть, выражаясь разговорным языком, просто отменными. Это действительно должно делаться очень аккуратно и непринужденно.
И никаких неуместных «Ага» и «хе-хе».
Иначе говоря, чтобы отклировать кого-то, одитор должен быть одним из самых вышколенных людей, каких только видел свет.
Если бы психоаналитику пришлось пройти через такую школу, это бы его просто убило. Мы знаем это... мы как-то раз попытались провести одного из них через такую школу. И инструктор подскочил к нему в мгновение ока, когда тело уже было готово испустить дух, и он сумел подключить к нему систему искусственного дыхания и быстренько убрать его оттуда!
Я вспоминаю одного психоаналитика, который прочитал Книгу Один, и он сказал мне: «Доктор Хаббард, в вашей Дианетике действительно что-то есть! В ней действительно что-то есть. Нечто такое, что мы можем использовать! У меня недавно был один пациент, и я использовал вашу технику репитера. И точно так, как у вас там говорится, он отправился прямо назад по траку. И он просто использовал фразу, невинную фразу, "Я тебя ненавижу", и отправился прямиком назад по траку, точно так, как у вас там говорится, в полном соответствии с тем, как вы описали трак времени. И он попал в инцидент, до которого мы годами, годами, годами и годами пытались добраться с помощью психоанализа.
Мы подошли к тому моменту, когда он лежал в кроватке, а отец стоял над ним и душил его. И как только он попал туда, как только он получил эту картинку, как отец его душит, я смог энергично взяться за дело. И я сказал ему: "Так вот почему вы ненавидите отца и ненавидите мать!"»
Я спросил: «И что произошло с пациентом?»
«Знаете, он бросил заниматься психоанализом. Видите, каковы они? Как только вы подводите их близко к действительно аберрирующему материалу, они уходят!»
Никакой ответственности. Никакой ответственности.
Я говорил ему два или три раза, что преклирам нельзя высказывать оценки, но он пропустил это мимо ушей.
Так вот, требуемое мастерство, вот где фокус. Вот где фокус при клировании.
Дело не в процессе.
И на Пятом лондонском ППК людей будут учить самому старому из известных процессов клирования... процессу, который я освоил в 1947 году и который никогда не выпускался. Но это очень легкий процесс... я описывал его один-два раза, не акцентируя на нем внимания. Это довольно быстрый процесс клирования. И только сейчас мы стали достаточно дисциплинированными, чтобы можно было вытащить этот довольно легкий процесс на свет божий. На это потребовалось всего лишь одиннадцать лет. Я думаю, это довольно быстро, не так ли? Это... не это ли среднее время проведения психоанализа большинству пациентов?
Так вот, все дело было в мастерстве одитора, в мастерстве одитора.
Знаете, когда преклир подбирается к цепи «рока», то из-за того, что у него начинают возникать разрывы АРО, он пытается сбежать с сессии, он пытается исчезнуть, у него возникает желание быть где-то еще.
Требуется просто громадный уровень мастерства, чтобы сохранять внимание преклира на сессии и помогать ему преодолевать желание быть где-то еще, когда у него появляется этот импульс. И это даже более важно, чем техника как таковая, поскольку, если преклир уйдет, у вас не будет преклира, которого вы могли бы одитировать. Люди упускают это из виду.
Когда мы глядим на человека... вот человек идет по улице... если мы выйдем наружу, мы увидим человека, идущего по улице. Древние последователи Эскулапа, врачи, жрецы римской богини Фебрис и их более современные коллеги считали, что в этом человеке есть множество непостижимых тайн, и они полагали, что этим человеком движут его аберрации.
Если он хочет работать, это из-за того, что он боится голода. Если он хочет выполнить работу лучше, это потому, что он получил в награду кусочек мяса. Улавливаете? Я имею в виду, у этих людей есть определенные идеи, и у них такое чувство, будто жизнь человека и происходящие в ней инциденты так сложны, что никто не может их понять.
Так вот, чтобы понять, что мы сделали, мы должны сопоставить это с тем, что было известно ранее, и с тем, что знаем мы. Сейчас мы знаем, что у разума этого человека есть определенное количество составляющих и что это не его мозг. И поскольку существует это определенное количество составляющих, получается, что существует определенное количество возможных неправильностей. И когда человека избавляют от этих неправильностей, он становится более способным действовать, а не менее способным, поскольку мы демонстрировали это снова и снова. Следовательно, у нас больше нет извинений тому, чтобы не помогать людям.
Понимаете, когда вы думаете, что если вы кому-то поможете, то вы уничтожите его честолюбие, когда вы думаете, что если вы кому-то поможете, то вы унич... например, если вы поможете писателю, то вы уничтожите его желание и способность писать, – в этом случае у вас есть хорошее оправдание тому, чтобы не помогать ему, не так ли? И тогда вы будете ни в чем не виноваты.
Ведь вы говорите: «Если мы сможем просто добиться, чтобы эти люди оставались достаточно аберрированными, то у нас будут великие искусства и всевозможные вещи, которые у нас должны быть. И следовательно, мы не должны продолжать поиски ответа на вопрос о том, как устранить аберрации этих людей, поскольку все их действия движимы безумием».
Иначе говоря, самый полезный человек в мире – это, конечно, самый безумный человек в мире. В своих рассуждениях они никогда не пытались доводить это до абсурда. В противном случае они заглядывали бы только в сумасшедшие дома в поисках людей, которые бы могли идти впереди в сферах искусства, науки, музыки и так далее. Понимаете?
Они бы сказали: «Что ж, в этом обществе невозможно найти музыканта, если только мы не заглянем в местную психушку. Если мы отправимся туда, то мы найдем величайшего музыканта в мире».
Если кем-то и движет аберрация, она, несомненно, движет психотиком в гораздо большей степени, чем душевно здоровым человеком. Правильно? Значит, естественно, великие музыканты сумасшедшие, и любой человек, который когда-либо сделал что-то для кого-то, – сумасшедший.
Что ж, когда в обществе вокруг нас имеется такое вот согласие, тот, кто хочет казаться великим, начнет вести себя как безумный.
В связи с этим мне вспоминается одна хохма. Не могу устоять перед соблазном рассказать вам об этом. Я всегда гордился тем, что являюсь в достаточной степени душевно здоровым писателем, знаете. Конечно, у меня были любимые тапочки, и я знал, что не могу ничего написать, если я не обут именно в эти тапочки. И, конечно, у меня были определенные чувства в связи с пишущими машинками. Если я печатал на какой-то другой машинке, в моем рассказе появлялось какое-то другое, странное настроение, которое мне не было нужно. И я знал, что если я не надушу бумагу, на которой написано мое произведение, сандаловым ароматом, то оно не будет продаваться. Но в остальном я был совершенно свободен от суеверий.
Когда кто-то ставит печать на бумаге всегда горизонтально, чтобы его произведения продавались, вы бы, конечно, не назвали это суеверием, правда?
И я никогда не доходил до таких крайностей, как другие писатели. Другие писатели думали, что если они заполнят бланк о взносе депозита или достанут чековую книжку и бланки о взносе депозита до того, как придут на почту, то чека на почте не будет. Понимаете? Просто из-за того, что вы готовы получить деньги но чеку и положить их на счет, чек от издателя не придет. И я никогда не доходил до такого. Я просто договаривался о том, чтобы все это оставалось в банке. Понимаете?
Иными словами, я был полностью свободен от суеверий. Я был очень душевно здоровым писателем. На самом деле я работал тщательно и спокойно. У меня редко бывали приступы гнева и все такое. На самом деле это истинная правда. Я просто привык работать в очень спокойном настроении.
В Голливуде... вы слышали об этом месте? Это... В Калифорнии есть такое местечко Напа, и там есть сумасшедший дом, понимаете. И когда в Напе становится слишком много людей, их отправляют в Голливуд!
Что ж, в Голливуде... время от времени люди там как бы обретают некоторую свободу перемещения посреди своих мозгов и начинают носиться тут и там, их риджи больше не удерживают их прямо в центре головы, понимаете? И вот они нанимают писателя. Это обрекает их на определенный успех, поскольку, если они снимают фильм, взяв за основу то, что он написал, у них получается картина, которая хорошо продается. Однако они редко так поступают.
Как бы там ни было, я отправился туда, я влюбился в бога Мамону и решил некоторое время поклоняться ему. Я отправился туда и... в день зарплаты тебе становилось очень неловко. Они брали пачку стодолларовых банкнот и говорили:
«Одна – правительству, одна – тебе. Одна – правительству, одна – тебе. Одна –
правительству. Одна – тебе».
И они говорили: «Скажешь, когда мы насчитали достаточно». Понимаете?
Колоссальные деньги и все такое.
И вот в один прекрасный день я осознал, что дела у меня идут не очень хорошо. Мне приходилось участвовать в мелочных обсуждениях сценариев, понимаете? Мне приходилось вращаться вместе с кузенами и племянниками исполнительных продюсеров и так далее, и мои предложения порой встречались презрительными ухмылками. Понимаете, они не были сценаристами, но словом «сценарист» можно назвать любого, в частности того, кто не может писать сценарии, так что всех этих родственников назначали на должность сценаристов, и никто бы никогда не обнаружил, что писать сценарии они не могут, и можно было заносить членов семьи в платежные ведомости, понимаете? У них там очень интересная система.
Как бы там ни было, я усердно работал, не совал свой нос в чужие дела, но ничего не добивался.
И как-то раз продюсер моей съемочной группы в «Коламбия пикчерс» позвал меня к себе и сказал: «Рон, я не верю, я не верю, что эти последние несколько сцен написали вы. Я думаю, кто-то написал их за вас. Вы не можете писать так плохо».
Я вышел от него и подумал: «Знаете, у меня не очень-то хорошо идут дела. Хотел бы я знать, в чем тут дело». И вдруг меня осенило: это потому, что я никогда не демонстрировал артистический темперамент.
Так что я вернулся к себе в офис, взял чистый бланк контракта, вернулся в офис продюсера и заявил ему: «Вот ваш контракт! Можете подать на меня в суд, если хотите!» И с этими словами я разорвал этот бланк на мелкие клочки и подбросил в воздух, так что они стали падать, как снежные хлопья! Я ринулся в свой офис и начал швырять вещи со стола в мусорную корзину, понимаете, я бешено расшвыривал вещи, испуская при этом пронзительные вопли!
Через некоторое время ко мне осторожно заглянул ассистент продюсера и сказал, уворачиваясь от вещей, которые летали по всему офису: «Рон, мистер Вайс не это хотел сказать».
Я по-прежнему швырял вещи в мусорные корзины, выкидывал их в окошко и собирался убраться оттуда.
Не успел я оглянуться, как появился продюсер. Он сказал: «Рон, Рон, мы можем помириться? Рон, мы не будем подавать на вас в суд. Мы заключим с вами более выгодный контракт. Мы заключим с вами более выгодный контракт. Мы... мы закажем вам сценарии для лучших фильмов. Мы выделим ваше имя в титрах, как вам это? Мы дадим вам другую секретаршу!» Так что я вернулся к работе.
После этого я очень тщательно следил за тем, чтобы время от времени проявлять некоторый артистический темперамент. Знаете, например, схватиться за голову и... при просмотре сырого материала, понимаете? Когда они особенно сильно портили диалог, я просто молча хватался за голову и разворачивался в кресле спиной к экрану. Делал такого рода вещи, понимаете? – молчаливо. Это было очень эффективно. Когда я перестал там работать, я больше никогда в жизни не делал таких вещей.
Мне кажется, человек искусства вынужден быть похожим на сумасшедшего, чтобы люди его признали.
Я не думаю, что в Англии вы можете быть гением науки, если не держите мышей в карманах или что-то в этом роде. Никто не признает вас таковым.
Иными словами, это довольно широко распространенное убеждение, что необходимо быть сумасшедшим, чтобы добиваться успеха в жизни. Но правда ли это?
Вот в чем вопрос: правда ли это? И в Саентологии был сделан вполне определенный вывод: нет, это неправда.
Но вы столкнетесь с этим, пытаясь отклировать кого-нибудь. Художнику внезапно приходит это на ум... это его оправдание для того, чтобы не подбираться к «року» еще ближе... «У меня глаз плохо видит, но если я избавлюсь от этого, то, вероятно, я больше не смогу писать, так что лучше я не буду от этого избавляться».
На самом деле единственное, чего он хочет, – не смотреть на это. Так что он высказывает вам это как главное оправдание, понимаете, и у него есть другая причина не становиться клиром. Что ж, требуется одитор, чтобы справиться с этим, позвольте вас заверить, для этого требуется одитор.
Не думайте, что одно лишь то, что мы знаем, каковы составляющие разума, и знаем множество причуд, которые могут возникать у этих составляющих... ведь мы их знаем... то, что мы знаем код замка в сейфе, не означает, что количество хаотичности, с которой мы можем столкнуться, хоть сколько-нибудь уменьшилось.
И нам нужно, чтобы в одиторском кресле сидел кто-то, кто знает, как справляться со всем этим.
Что ж, это никоим образом не обесценивает одитора, который проходил обучение несколько лет назад, или который проходил обучение в прошлом году, или который обучается сейчас. Эти люди замечательно выполняют свою работу. Возможно, те люди, которые были обучены несколько лет назад, прямо сейчас в состоянии поработать с преклиром и привести его к состоянию клир. Вы понимаете? А те, кто обучились лишь в прошлом году, вероятно, могут работать с преклиром. А парень, который только-только закончил обучение, чертовски хорошо знает, что ему нужно приобрести некоторый опыт, прежде чем он сможет это делать.
Я не пытаюсь обесценить чье-либо обучение. Я просто хочу сказать, что все должны стать немного более умелыми, если они хотят запросто клировать людей!
Прежде всего, у них никогда не получится отклировать все это вот так запросто.
Вам не нужна хаотичность в одитинге; ее уже хватает в преклире, уверяю вас.
Поэтому клирование зависит от дисциплины. Оно зависит от знания составляющих разума. Оно зависит от способности конфронтировать эти составляющие разума. Может быть, нет ничего страшного в том, чтобы конфронтировать свои собственные инграммы и ходить повсюду с кашлем, головными болями, ощущением, будто маленькие сабли вонзаются вам в спину, и так далее. Вероятно, вы можете продолжать конфронтировать эти вещи и не жаловаться слишком громко. Но в тот момент, когда вы начинаете жаловаться, вы начинаете видеть их через промежуточные точки. И вы начинаете считать себя очень виноватыми.
Вы говорите: «Что ж... – это не является техникой клирования, я просто использую здесь один старый процесс для примера, – припишите намерение этой стене. Спасибо. Хорошо. Припишите намерение стене впереди вас. Спасибо».
И преклир так и поступает. Вот он невинно сидит перед вами, он полностью у вас под контролем, можно сказать, наивное дитя. Он совершенно ни о чем не подозревает. Все идет прекрасно, и вот вы говорите:
А он отвечает:
Вы спрашиваете:
Что ж, у одитора, который на самом деле не имеет опыта, не уравновешен и сам недостаточно отклирован, может появиться чувство, будто это он только что вонзил копье в этого парня. В результате он будет склонен подать следующую команду одитинга примерно так: «Что ж, посмотрим. Э... что мы можем сделать, чтобы извлечь из него это копье? Давайте проведем "«Привет» и «Хорошо»" в отношении его желудка».
Иными словами, под тяжестью своей вины он дойдет до того, что предпримет что-то отчаянное, поскольку он только что ранил своего ближнего. Что ж, нет ничего страшного в том, чтобы быть милосердным, но не до такой же степени! Если вы будете таким милосердным, вы можете убить какого-нибудь преклира.
Вот что нужно сказать в этот момент:
У вас должен быть одитор, который никогда не уклоняется. А вы всегда можете уклоняться от неизвестного. Кто угодно будет в какой-то степени уклоняться от неизвестного. И если определенные вещи не будут известны человеку практически полностью, то вы получите человека, который уклоняется.
Иными словами, одитор не просто должен быть способен конфронтировать, он должен быть способен конфронтировать через промежуточную точку. И он не только должен быть способен исцелить кого-то когда ему преподносят на блюдечке доказательства того, что он только что кого-то убил, он должен быть способен подать следующую команду одитинга с полнейшей уверенностью в себе. Для этого требуется хорошая выучка, не правда ли?
Вам не нужно, чтобы кто-то нервничал, когда вы едете со скоростью 140 километров в час по Марилебоун Хай Стрит, не так ли? Вам не нужно, чтобы за рулем сидел кто-то нервный. Что ж, когда вы начинаете атаковать «рок», когда вы мчитесь по траку времени, и вас заносит, и инциденты проносятся со скоростью 140 километров в час, и мимо вас начинают пролетать реактивные снаряды, которые гораздо больше, горячее и опаснее, чем можно встретить на Марилебоун Хай Стрит, вам не нужно, чтобы в кресле напротив вас сидел нервный одитор; вам нужно, чтобы он был сама уверенность, не так ли? И если вы чувствуете, что это сама уверенность, вы ради него пойдете дальше вперед и станете клиром. Но вы на самом деле не будете делать это ради самого себя, когда станет жарко, поскольку для этого требуется большее самообладание, чем у вас было, когда произошла эта штука, из-за которой вы больше не могли быть клиром. Улавливаете?
Дело не в том, что в настоящее время вы не можете справляться с собственными аберрациями. Вы можете. Вы делаете это постоянно, и у некоторых из вас это замечательно получается.
Но этот механизм возвращения в реальный инцидент... когда вы снова окружены этими динозаврами, или летающими тарелками, или с чем вы там связались, и когда вы лежите под пятой динозавра и чувствуете, как ваши кости начинают хрустеть, то принять такое вот умонастроение и справиться со своими аберрациями невозможно. Это невозможно. Поэтому одитинг это деятельность по третьей динамике.
Потребовалась третья динамика, чтобы аберрировать вас. У вас не было никаких проблем, пока вы не встретили кого-то. Позвольте мне обратить на это ваше внимание. Неважно, когда на траке вы встретили кого-то, до этого у вас не было никаких неприятностей.
Я также обращаю ваше внимание на то, что до этого у вас не было и никаких развлечений.
Так вот, если к этому и сводится то, что аберрирует кого-либо, то, должно быть, причина находится неподалеку от третьей динамики... группы, люди, кто-то или что-то иное... возможно, другие динамики, но, несомненно, это по крайней мере третья динамика. Мы будем просто игнорировать фрейдовскую вторую динамику. В конце-то концов, в наше время на нее отнюдь не смотрят как на что-то таинственное.
Просто спросите любого подростка, и он расскажет вам все о сексе. Мне вспоминается один морской пехотинец, который приехал на побывку домой, и его мать указала ему на то, что его маленькому братишке никогда не рассказывали определенные вещи о жизни и... его братишке было около семи... и мать попросила этого морского пехотинца рассказать ему о птичках и пчелках.
И этот парень отправился к нему и, не пытаясь красоваться своим морским пехотинством... он спросил:
Ребенок ответил:
На самом деле вы могли бы сказать, что вторая динамика – это третья динамика, только более выраженная и с чуть более тесными отношениями.
Так вот, требуется кто-то или что-то иное, чтобы имела место эта штука под названием «аберрация». Как я уже говорил, вы были совершенно счастливы, до того как встретили кого-то, но это ваше совершенное счастье не включало в себя никаких развлечений. Не было вообще никакой непредсказуемости, вот и все.
Поэтому вы обменяли свой билет к полной и вечной безмятежности на небольшую дружбу. А спустя какое-то время, когда вы не встретили ни одной стоящей персоны, вы начали думать, что совершили неудачный обмен. К тому моменту вы заимствовали личности людей, которых вы создали, и некоторые из них были чокнутыми, а потом вы не могли разобраться, кто же из них был чокнутым, и вы подумали: «Ну, я пропал». И готово дело. Вы аберрированы. Вот и все, что можно сказать об аберрации.
Для этого требуется ваша собственная идея о поведении другого человека, поскольку, когда вы предоставлены самому себе, вам нелегко спрятаться от самого себя настолько хорошо, насколько это нужно, чтобы стать аберрированным. У вас должно быть неправильное представление о ком-то другом, а затем вы должны принять его бытийность, пройти множество промежуточных точек, сделать множество резких поворотов и залезть во множество сложностей, прежде чем у вас действительно появится надежная, стабильная аберрация, которая не только вас, но и остальных доведет до полнейшего помешательства. Так что в конечном итоге, глядя на все это, мы обнаруживаем, что нужно хорошо потрудиться, чтобы стать аберрированным. Нужно хорошо потрудиться, чтобы стать аберрированным. Нужны столетия и столетия, чтобы люди стали такими сумасшедшими, какими вы обнаруживаете их сегодня.
Стрессы и их отсутствие, балансы и дисбалансы – все это приводит к тому, что люди становятся несчастными. Ну хорошо, если все эти люди несчастны и если они хотят быть какими-то другими, это в основном потому, что они утратили свободу выбора относительно собственного существования. Они больше не могут общаться с людьми и иметь с ними дело по собственному выбору. Что-то, находящееся в них, указывает им, с кем они должны общаться. Что-то, находящееся в них, указывает им, что они должны читать, где они должны быть и что они должны делать.
Так вот, те люди, с которыми вы имеете дело в Саентологии, уже преодолели это «что-то». Что интересно, они уже поднялись до более высокого уровня селф-детерминизма, чем тот, на котором находятся люди во всем остальном обществе. Но они по-прежнему не имеют полной свободы выбора относительно того, что они будут делать, куда пойдут и что с ними произойдет. Они не поднялись до того уровня, когда их уже не будет волновать, есть у них свобода выбора или нет. Понимаете, вы можете подняться до того уровня, когда вы в состоянии позаботиться абсолютно обо всем, а затем это перестает быть столь важным, и вы можете ввязаться в немного большую хаотичность.
Но если бы вы просто могли удерживать свои позиции, то с вами все было бы в порядке. Однако жизнь сдала карты по-другому. Люди не удерживают свои позиции. Они... начиная с какого-то момента они начинают скользить вниз.
Что ж, на ранних стадиях Саентология несомненно помогала человеку удерживать свои позиции. А на более поздних стадиях она позволяла ему немножко приблизиться к самому себе.
Между прочим, это достаточно неплохо. Это было бы стоящим занятием, понимаете; прямо сейчас это было бы стоящим занятием.
И практически любой одитор, прочитав книгу по диагонали и поработав с кем-то в течение короткого времени, может добиться чего-то из этого. По крайней мере он сможет сделать так, что человек будет удерживать свои позиции, почувствует некоторую безопасность, особенно если этот одитор не заставит его оказаться лицом к лицу с чем-то действительно трудным! Понимаете, он как бы не наседает на него.
Но как насчет этой штуки под названием «клирование»? Что ж, это уже выглядит по-другому.
Это очень высокий уровень. Это не просто удерживание позиций, это не просто небольшое улучшение. Это достижение цели, которая по различным причинам считалась стоящей целью на протяжении последних двух с половиной тысяч лет здесь, на Земле.
На самом деле, если вы поговорите с буддистами, если вы поговорите с последователями буддизма, вы обнаружите, что они околачиваются где-то, и они полагают, что если они будут достаточно долго медитировать, или достаточно долго концентрироваться, или думать правильные мысли, или делать все это в надлежащей пропорции, то они каким-то образом просто вылетят из своей головы, и делу конец, понимаете? И потом им больше не придется беспокоиться о том, что нужно будет возвращаться в этот бесконечный цикл рождения и смерти, что придется проходить через все это снова, что их призовут в армию, понимаете, и опять придется быть отцом или матерью, добиваться, чтобы ребенок закончил школу, и делать все прочие вещи.
Разумеется, это не то, о чем беспокоюсь я. Я просто боюсь, что кто-нибудь опять отправит меня в первый класс. Я никогда не мог уживаться с учителями первых классов, по крайней мере в последних нескольких жизнях.
Как бы то ни было, это цель, которой две с половиной тысячи лет и... она была сформулирована две с половиной тысячи лет назад. Очевидно, то, что подразумевалось на самом деле... это что индивидуум будет освобожден от тех вещей, через которые он больше не хочет проходить снова и снова. Очевидно, это и есть то, что подразумевалось. И... между прочим, слово «бодхи» означает просто то, что некто очистился, достиг состояния клир, под деревом бодхи. Вот потому-то они и называют это «бодхи» – это значит «чистый», или «клир».
Даже слово, которое обозначает клира, существовало на Земле две с половиной тысячи лет. Но кто мог создать клира?
Что ж, интересно то, что кто-то мог мечтать об этом в течение двух с половиной тысяч лет, и эта мечта завоевала и цивилизовала около двух третей мирового населения, при том, что она никогда не реализовалась. Это потрясающая мечта, не так ли? Свидетельств того, что она осуществлялась, никогда не было, и все же она владела умами двух третей населения Земли. Это очень интересно.
И внезапно появляемся мы и небрежно говорим: «Что ж, мы можем это делать!»
Мы можем делать что? Мы обнаруживаем, что... наши представления о клире превосходят любые более ранние представления о клире, и мы описали его гораздо более конкретно, и клир – это нечто вполне определенное! Это бытийность. Ее можно воспринять, измерить, испытать. Ее можно подвергнуть проверке. Это весьма интересно.
Ну, если это так, что требуется для создания клира? Что ж, немного умелого одитинга, тщательное обучение первоначальным процессам, которые у нас были в 1947 году, и изучение более поздних разработок позволит одитору отклировать кого-нибудь. И это не очень трудно. Для этого просто требуется немного времени. Для этого просто требуется немного поработать. Для этого не требуется, чтобы вас в лоб шарахнула молния, брошенная Яхве! Вы понимаете?
Это больше не относится к области суеверий. Это больше не имеет ничего общего с тем, чтобы верить, что если вы начертите в воздухе правильные знаки, вас может посетить некое земное божество, и оно затем даст вам силу, которая, если вы сделаете то-то и то-то... Ну, вы понимаете.
Это реально существует! Это происходит.
И на оставшейся части этого конгресса я постараюсь рассказать вам об этом побольше.
Спасибо.