Впервые за все время, пока течет этот вялый поток – история рода человеческого, – существует возможность для счастья.

Эта цель, о которой говорили много раз и на достижение которой потрачено так много сил, оставалась неуловимой, как солнечный зайчик или как вздох возлюбленной.

Что же делает человечество, состоящее из хороших в своей основе людей, столь далеким от счастья?

Богач разбрасывается своим богатством. Бедняк заглядывает в каждую щель. Но за богатства ничего не купишь и в щелях ничего не найдешь. Ребенок надеется, что обретет счастье, когда станет взрослым, а повзрослев, сожалеет, что он не может быть счастлив, как ребенок.

Мы хватаемся за счастье, но оно призрачно, как паутинка. Мы женимся на самой совершенной девушке или выходим замуж за самого совершенного мужчину, а затем всю жизнь плачем, чтобы заставить его или ее делать нас счастливыми.

Никакие богатства, драгоценности или дворцы не ценятся так высоко, как просто счастье, которое часто ищут, но редко находят.

Но послушайте! Счастье – вот оно, до него рукой подать, и, чтобы отправиться в поход за ним, нужны лишь два волшебных слова: «Начало сессии».

Но подобно тому, как мы идем на званый ужин сквозь непогоду, мы обретаем свое счастье во время одитинга, проходя сквозь призрачные тени наших «грехов».

Что же привело к тому, что счастья у человека осталось так мало? Нарушения обычаев своего народа, своей группы, своей семьи!

Нас не очень-то заботит, что это за обычаи. Ведь шутку-то эту сыграли с человеком сами нарушения.

Мы соглашаемся с установленными нравственными нормами и затем бездумно их преступаем или нарушаем их «по веской причине» – и пожалуйста: несчастье начинает незаметно задвигать свои мрачные засовы за нашими спинами.

И, продолжая блуждать по жизни, совершая дальнейшие проступки, соглашаясь с новыми обычаями, а затем нарушая их, мы приходим туда, куда не заглядывает солнце, в темницу наших слез, вздохов и сожалений об упущенных возможностях: мы приходим в несчастье.

Совместное действие – это ключ к разгадке всех наших овертов. Согласиться, что что-то должно быть, а затем вероломно нарушить свое согласие – это и есть те злые чары, которые необходимы для того, чтобы вызвать несчастье.

Боль должна существовать. К такому согласию мы пришли. Потому что боль сдерживает и предостерегает, преграждает и запрещает. Но доброта в таком случае должна состоять в том, чтобы не вызывать боли.

Мы даем согласие на совместное движение. А затем мы отказываемся от своего согласия и уходим, так что мы больше ничем не связаны – не связаны, за исключением того, что где-то в глубине нашей памяти мы все же связаны шрамами разбитого доверия. Доверие, которое мы разбили, сказав затем, что так было нужно.

Мы все соглашаемся греться на солнце, а затем мы недовольны тем, что оно обжигает. Мы все соглашаемся целовать и любить, а затем мы поражены, что за этим может следовать такая боль.

В совместном движении нет ничего плохого до тех пор, пока мы не поступаем с другими жестоко.

Связанные соглашениями и совместными действиями, мы осмеливаемся быть жестокими к тем, с кем мы связаны стальными узами обещаний.

И вот, поступив жестоко по отношению к тем, кого мы сделали продолжением нас самих, как это бывает у супругов или в группе, затем мы, к своему превеликому удивлению, обнаруживаем, что сами испытываем боль.

Теперь легко понять последовательность, связанную с овертами. Пределы ее действия ограничены. Но началась она с первого возникшего у нас побуждения совершить жестокость по отношению к людям, связанным с нами обычаями и совместными действиями.

Почему человек ощущает боль в собственной руке, когда он ударил по руке другого?

Потому что там, где некогда существовала верность обещанию, жестокое побуждение стало разрывом связи с людьми.

Единственным овертом, который может причинить нам боль, является такой жестокий поступок, который нарушает то, с чем мы когда-то согласились.

Действуйте вместе с какой-то группой или с каким-то человеком, согласитесь выживать совместно с ними в соответствии с каким-то конкретным кодексом и затем поступите с ними жестоко, нарушив тем самым кодекс, – и вам будет больно.

Все человечество живет в соответствии с кодексами поведения, в отношении которых существует взаимное согласие, и каждый человек стремится к достижению чего-либо в соответствии с этими же кодексами. Может быть, эти кодексы хороши, может быть, они плохи, ясно только то, что это кодексы. Обычаи объединяют народ,

Отсюда возникает совместная деятельность. Скоординированные мысль и движение. Отсюда – единство намерений, и в результате – выживание.

Но вот происходит нарушение этого кодекса. И поскольку этого кодекса придерживались, каким бы он ни был, и поскольку человек искал душевного спокойствия в компании людей, он скрыл свое деяние и таким образом вступил в те пределы, где никто не смеется и где ни в чьем сердце нет свободы.

И вот сияние дня скрыто опустившимся занавесом, и унылые тучи скрывают во мраке все приятные обстоятельства. Потому что человек совершил тяжкий проступок и не может рассказать о нем из-за страха, что тогда погибнет все счастье.

И таким образом мы отгораживаемся от солнечного света и попадаем в серую мглу. И замуровываем в самых глубоких подвалах нашей души причины, из-за которых мы не смеем смотреть в глаза своим друзьям.

А затем мы начинаем – вместе со всеми остальными – делать так, чтобы другие люди почувствовали себя виноватыми, – мы делаем это, когда, подобно какому-то изможденному, похожему на чучело жрецу, чьи изорванные грязные одежды огрубели от жертвенной крови, указываем дорогу в ад тем, кто убивает.

И в глубине своей души мы скрываем нестихающую боль. И тогда, наконец, мы не можем даже плакать.

Дорога в ад: человек здорово преуспел в живописании отвратительных знаков, указывающих этот путь.

Дорога в рай: человека часто направляли на нее, но он не достиг рая; больше похоже на то, что человек нашел что-то прямо противоположное.

Но теперь открылся широкий путь – это произошло в Саентологии. Е-метр и проводимая умелыми одиторами исповедь могут открыть путь потоку прошлых проступков и дать выход этому водопаду, до тех пор пока ад не исчерпает себя.

И тогда под утренним солнцем снова будет блестеть капелька росы на розе.